ебаный сеул не дарит ничего, кроме смутных флешбеков в детство и возможности пожрать стекла. тэн обещает исправить этот хреновый ассоциативный ряд и снова и снова зовет джонни на его историческую родину, а тот сказать боится, что из-за тебя, блять, половина хуйни и случается. один не может в признания прямым текстом, второй – в умение читать между строк. джонни предпочитает верить во взаимный кретинизм, но не в умышленное игнорирование; себялюбие не позволяет даже мысль допустить о том, что тэн элементарно не заинтересован, а скрытый где-то глубоко мазохизм заставляет из раза в раз брать билеты с пересадкой, лишь бы снова ощутить неповторимую атмосферу френдзоны.

тэн качественно опускает чсв с небес на землю, бесплатно и без регистрации.

платить вдвое больше за дружескую улыбку и непрошеный стояк становится привычкой. джонни жрет ненависть к себе столовыми ложками, когда тэн невзначай упоминает о новой пассии и назначенном на вечер свидании, – самолет сеул-чикаго как раз на взлет пойдет, можно будет выпить за любовь или нажраться для храбрости. в штатах легче станет: джонни еще не вывел формулу взаимосвязи между расстоянием до тэна и желанием вскрыться, но свято верит в ее существование. сейчас, например, когда рукой коснуться можно, чуть подавшись вперед, суицид кажется единственным верным решением.
джонни нетерпеливо поглядывает на часы, минуты считая до своего рейса и в очередной раз клятвенно обещая никогда сюда не возвращаться. ложь очевидна донельзя, ведь тэн зовет погостить в следующем месяце, и рот на автомате выдает согласие, потому что отказывать джонни так и не научился. табло прилета неутешительно оповещает о нелетной погоде, тумане над городом и потенциальной опасности, – тэн заказывает вторую чашку кофе и говорит, что может задержаться еще на полчаса, чтобы джонни с ума от скуки не сошел; последний заказывает пивас и заново проклинает решение лететь с пересадкой в сеуле.

рейс откладывают еще на час, потом – на два. в результате вылет переносят на семь утра следующего дня. тэн все же уходит, потому что его телефон разрывается от нетерпеливых и наверняка раздраженных входящих звонков, но перед этим обещает вписать джонни у своего друга. друг этот, если верить в спешке данной характеристике, обязан джонни понравиться: обаятельный, веселый, бухает как не в себя и знаком с кучей отличных людей, – предпоследний пункт, вероятно, определяет все остальные.

одного взгляда оказывается достаточно, чтобы дополнить чужой образ эпитетом пиздецки красивый. джонни не отрицает, что мимолетная симпатия может базироваться на легком разочаровании в жизни с примесью уже вылаканного алкоголя, но ему хочется верить, что джехён действительно красив как черт.

и честен как мудила.

джонни не то чтобы скрывает свою безответную – она, кажется, для всех очевидна, кроме непосредственного ее виновника, – но в лоб о ней слышать не привык. джехён чморит его любимую рубашку, да только без одежды тэн видел джонни в разы чаще, чем при полном параде, и претензия сразу мимо ворот. любезно предложенный виски скрашивает ожидание и позволяет игнорировать половину джехёновых слов: тот ставит гостя перед выбором, будто бы допускает возможность того, что после очередного от ворот поворота может отсутствовать желание нажраться и забить на все.

ирония: джонни не нравится пить, но нравится быть прибуханным. он старается как можно быстрее скипнуть процесс превращения относительно вменяемого себя в ужратого мудилу с атрофированной сознательностью и навязчивой идеей скрасить чью-то ночь воспоминаниями о себе. он устает ждать джехёна и вываливается на улицу, чтобы успеть покурить до прибытия такси. свежий воздух в голову ударяет вместе с табачным дымом, и джонни чуть не подпаливает свои упавшие на лицо пряди, склоняясь над зажигалкой в попытке проявить галантность и помочь мимо проходящей даме огоньком. ему почти весело или, по крайней мере, не так хуево, как было пару часов назад. чужая недоступность вымывается из головы с остатками трезвого сознания, высвобождая место под закономерное стремление тусить и целоваться. уже сидя в такси джехён снова грузит ненужной информацией, которую джонни воспринимает как фоновый шум, не более, – ему поебать кто, где и с кем, он свалит отсюда через несколько часов и навсегда забудет каждое лицо, которое сегодня увидит. даже, возможно, джехёна. ленивый взгляд скользит по чужому лицу и теряется где-то в вырезе футболки. джехён в шуточной форме упоминает некоего своего воздыхателя, находящегося в одинаковом с джонни положении, и это вновь поднимает на поверхность ебаную грусть.

у тэёна на лице клеймо бана на триста лет и вечной френдзоны; джонни ограничивается приветственным рукопожатием и толкает джехёна вглубь дома поскорее, ожидая экскурсию, сжатую до двух максимально важных мест – бара и толчка. ему зачем-то упоминают про бассейн, но джонни в шутку отвечает, что туда блевать собирается в последнюю очередь.

джехён вертится вокруг и, закинувшись первой стопкой, начинает душу изливать. джонни почти игнорирует его существование, потому что на ближайшие полчаса круг интересующих его лиц сокращается до бармена. их странное уединение в толпе прерывает девушка, вплотную припадающая к джехёну и делящаяся чем-то исключительно на ухо, – джонни незамедлительно включается в происходящее и восхищенно улыбается, заглядывая ей в глаза.

джонни не может выговорить ее корейское имя и, шепча на ухо комплименты, предпочитает использовать «айрин». она податливо прогибается назад, когда все пути к отступлению оказываются обрублены. руки на бедра, губами в шею; джонни сгибается в три погибели и лезет в чужой рот языком, пальцами – вверх по стройным ногам, задирая платье. айрин смеется в поцелуй и разрывает его на несколько секунд, чтобы заказать очередную стопку текилы. она что-то пытается сказать ему на ухо и смеется в ответ на свои же слова. джонни возвращает улыбку, но в затуманенном взгляде сплошное

глотай текилу и заткнись.

он морщится от цитрусового вкуса и допивает свой виски залпом. ото льда фактически ничего не осталось, но губы да язык морозит все равно. джонни в ключицы целится, кусается и уже жалеет, что не дождался полноценной джехёновой экскурсии. она расстегивает его рубашку, пальцами в волосы зарываясь, и аккуратно царапает светлую кожу на груди. по-прежнему жарко дико, но дышать становится легче. на языке – признания в любви, вроде бы искренние, но адресованные хер знает куда. они все без исключения проспонсированы градусом в крови; у джонни таких любовей – в каждом городе по штуке, и забываются они где-то между регистрацией на рейс и трапом самолета. заканчиваются на пересечении границы, и лишь одна, блять, интернациональная.

– айрин, пошли.

джонни не успевает опомниться, как айрин из-под него буквально утягивает незнакомая девушка, с кажется, джехён вслед за ней на стойкую барную забирался. айрин лишь успевает плечами пожать, прежде чем исчезает в толпе. он толком дыхание перевести не удается да со стояком в штанах смириться, как в его руках пьяный джехён оказывается: крепко вцепляется, улыбается, в шею дышит. джонни планировал развлекаться, а не отвечать за чужое веселье, но джехёна, кажется, лучше на свежий воздух вывести, прежде чем он еще сильнее нажрется и ввиду большой, светлой, но неразделенной не решит не в те руки попасть. альтруизм на максималках. джонни разворачивает дже спиной к себе, чтобы хоть как-то в пути направлять, и в последний момент замечает оставленную айрин текилу, – какой-никакой, но профит. джехён не вырывается никуда, не рвется в пляс или обратно к бару, и джонни позволяет себе рукой его живот обвить, потому что х о ч е т с я.

моя жизнь, как белое пятно – мне на всех всё равно.
сияю на все сто, даже когда в говно.

стопку залпом, вместо цитруса – шея чужая, влажная и соленая. джонни не думает, а делает. похуй абсолютно. джехён пьяный, этим неправильно пользоваться, но язык на голой коже не приравнивается к руке в чужих трусах. пиджак мешается безбожно, когда джонни тянется к дже во второй раз, чтобы поцеловать и рассмеяться, уткнувшись носом в чужой загривок. он оставляет на джехёне только футболку, кидая пиджак на барную стойку, – тому к концу ночи, возможно, пиздец настанет, но игра иногда стоит свеч.

пальцы на чужом животе чуть футболку задирают, оголенной кожи касаясь, и притягивают ближе, чтобы до уха дотянуться и сказать:
– не манди только. еще никто не жаловался, когда я его раздеваю.[AVA]http://s9.uploads.ru/qR6Mf.gif[/AVA][NIC]Seo Youngho[/NIC][STA]вокруг одни идиоты и светодиоды[/STA][SGN]   [/SGN]