ханзо, ты петух

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ханзо, ты петух » — анкеты; » кам;


кам;

Сообщений 1 страница 30 из 49

1

http://s8.uploads.ru/8PExI.png http://s9.uploads.ru/qp8ja.gif http://s5.uploads.ru/UtyFv.png

elijah kamski;
detroit: become human // элайджа камски; neil newbon; 36; человек;


rise and take flight, darling, let's soar high; for the first time in forever you're alive — don't you forget that;

– всего однажды пытался признаться девушке в чувствах, но, получив от ворот поворот, решил завязать бесполезной растратой собственных ресурсов и углубился в учебу;
– когда-то имел пагубную страсть к красному льду, но ныне чист;
– абсолютно ничего не видит без очков или линз, однако предпочитает именно второе;
– никогда не признает, что имеет нездоровую одержимость хлоей, но это слишком быстро становится очевидно;
– когда-нибудь заведет кошку породы сфинкс, но пока его дом и без этого полон кис.


cruel and wicked life — how it hurts you deep inside; cold and vicious life — how you wish to make it right;

если знать, откуда вести отсчет, становится ясно, что история жизни элайджи была неразрывно связана с самолюбованием.

затянувшаяся игра в бога и тяга к совершенному. камски видит себя буквально господом, создавая машин по своему образу и подобию, по частям выкраивая идеальную копию человека – эрудированное и способное существо, слушающееся тебя беспрекословно. машина не может ответить отказом, и это отчасти опьяняет. ощущение собственной власти и вседозволенности разгоняет кровь по венам, ударяет в дурную голову.
элайджа помнит годы в колледже и свое растоптанное самомнение: ему не просто ответили «нет», а вдобавок жестоко посмеялись над обещанием даровать ту самую большую и светлую, о которой, кажется, мечтает каждый второй. андроиды рады услужить, и камски отчасти благодарен той девушке, что когда-то растоптала зарождавшуюся в нем искренность и укоренила желание самоутвердиться. интеллект без фундамента из яростного желания кому-то что-то доказать – ничто. элайджа идет ва-банк и, несмотря на первоначальные трудности, срывает куш.
тириум – святой грааль и одновременно с тем достойное его наполнение. голубая кровь дарит камски исполнение главной мечты и позволяет к чертям послать законы божьи. он не играется с человеческими жизнями, но значительно их облегчает. перемены к лучшему не всегда влекут за собой исключительно благие последствия: массовое производство андроидов вызывает повальную безработицу и народное недовольство, но камски плевать. прогресс нельзя остановить. элайджа не видит проблемы в маленьких жертвах ради большого будущего.
уход с поста главы «киберлайф» был, пожалуй, лучшим решением. публичность ни к чему, когда чужое любопытство в тягость. элайджа ненавидит, когда суют нос в его дела, и чертовски ценит уединенность: не для того он ушел, чтобы в его особняк непрошенные гости ломились в поиске ответов на свои вопросы.
камски выбрал пост наблюдателя – его акт творения длился дольше, чем шесть дней, но теперь оставалось лишь следить, не смея вмешиваться.

если знать, откуда вести отсчет, становится ясно, что история жизни элайджи была неразрывно связана с гэвином.
сейчас камски снисходительно улыбается в ответ на комментарии о схожести с братом: он мнит себя едва ли не высеченным из камня идеалом, наделенными лучшими человеческими качествами, и не терпит сравнения. делает вид, будто не было той лютой зависти родом из детства; притворяется, что никогда не мечтал стать гэвином – уверенным, бесстрашным. тот в итоге предпочел исполнять приказы, а не отдавать их; выбрал искреннюю грубость в противовес натянутой любезности и дипломатичности камски, прячущим за улыбкой желание спустить цепных псов.
разные донельзя с самого детства. элайджа слышал, что один из близнецов непременно становится злым. или тупым. как повезет. камски, к счастью повезло: в нем положительных качеств будто бы изначально было заложено по минимуму, моральных устоев – тоже. ему не нужны были храбрость или безрассудство, с лихвой наполнявшие гэвина и компенсирующие, кажется, недалекий детский ум, потому что действиями элайджи в большинстве своем руководили подстрекательство и желание обезопасить себя в первую очередь. пока старший из братьев сломя голову лез в драку, младший робко топотался сзади, даже если потасовка изначально была спровоцирована его случайным словом, – элайджа чересчур дорожит собой и грамотно давит на больное, пользуясь желанием брата защитить. жаль только, что с возрастом это становится в тягость; камски сам не понимает, когда начинает чувствовать ответственность за все то дерьмо, что с ридом происходит или произойдет в будущем, и не без труда идентифицирует это щемящее беспокойство в груди как необходимость защитить. забавно, конечно, что защищать приходится в основном от самого же себя, – элайджа с годами не становится лучше, а способность братьев поддерживать диалог без желания послать друг друга нахуй постепенно сходит на нет.

если знать, откуда вести отсчет, становится ясно, что история жизни элайджи была неразрывно связана с попытками найти живое воплощение безупречности.

с первого взгляда – отторжение и недоверие; элайджа пытается казаться приветливым, едва ли не святым, да только в голосе сквозит раздражение с примесью недовольства. попытки в социализацию как одна сплошная попытка наебать самого себя. камски настолько не переносит людей, что пытается строить свою жизнь в полнейшей от них изоляции. элайджа уверен, что ему не нужна вторая половина, недостающая часть или отсутствующее звено в цепи его функционирования, – ему нужен точно такой же абсолют, собранный не по его образу и подобию, а рожденный уникальным и совершенным от и до. хлоя, призванная скрасить будни и ставшая фактически молчаливой спутницей камски, по всем параметрам идеальна: элайджа в жизни не видел существа более отточенного в деталях, но таких как она – десятки, сотни.
красота настоящего шедевра в его уникальности.
камски ненавидит рида и то, насколько они похожи.


you have your will in your palm, so plant your dreams and wishes now — no room for wilting flowers;

пишу от 4к и больше, исключительно третье лицо. строчные буквы — любовь навеки, но в случае необходимости (чужой непереносимости сплошь ровного текста) готов нажать пару раз на шифт. пытаюсь не пропадать, но иногда хочется накатить с друзьями, а там можно и на пару дней выпасть.

vk: — // telegram: kammeh // icq:

0

2

http://sa.uploads.ru/qmW0a.gif http://s6.uploads.ru/4ErGC.gif http://s3.uploads.ru/wYtoW.gif


richard gansey // ричард гэнси
» excelsior «


18 // человек // выпускник аглионбай // cole sprouse; каштановые волосы, орехового цвета глаза, носит очки, рост 174 см

» you're real as gravity // ты так же реален, как гравитация
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

если знать, откуда вести отсчет, становится ясно, что история жизни ричарда гэнси была неразрывно связана с оуэном глендоуэром.

по сути, один был воплощением другого, и каждый являл собой образец высеченного из камня идеала, наделенного лучшими человеческими качествами. гэнси жил вне времени, поскольку буквально в каждой эпохе, в каждом литературном произведении, вышедшим из-под пера писателя, вкусившего саму суть америки, раскусившего ее костяк и изучившего ее до мелочей, жило его отражение, искаженное лишь в мелочах, но передающее общую суть. любимец всех и каждого, прозябающий в глухом одиночестве собственной целостности и завершенности. гэнси не нужна вторая половина, недостающая часть или отсутствующее звено в цепи его функционирования, — ему нужен точно такой же абсолют, собранный не по его образу и подобию, а рожденный уникальным и в единственном экземпляре. гэнси дорожит чужими недостатками и видит их истинными сокровищами, погребенными в скромном человеческом нутре.
непохожий сам на себя, он имел в запасе несколько версий ричарда кэмпбелла гэнси третьего, демонстрируя их миру в подходящий момент. приветливый и статный. дружелюбный и открытый. гэнси создает иллюзию того, что каждому дозволено приблизиться к нему практически вплотную и разглядеть первостепенную его сущность, повелевавшую другими легкими и плавными движениями, — они подходят и, заглянув в распахнутую душу, сдержанным огнем полыхающую в карих глазах, привыкших к солнцу и улыбкам, удовлетворенно уходят, забыв попрощаться. гэнси кивает им вслед и облегченно вздыхает, понимая, что каждый его секрет по-прежнему принадлежит исключительно ему, — люди довольствуются не щедро предложенной им на оценку душой, а мягким отражением собственных ожиданий в чужих чуть запотевших от волнения очках.
гэнси по пальцам может пересчитать людей, раскусивших его безошибочно. ронан, адам, ноа — спустя время он перестает дивиться тому, насколько хорошо они друг друга понимают, и начинает попросту наслаждаться. ронан не задает лишних вопросов и никогда не сомневается в предчувствиях гэнси, — здесь проходит энергетическая линия, да, нам нужен вертолет, чтобы оглядеть ее с воздуха, в чем проблема? ронан напевает свою надоедливую песенку с садистским упоением просто потому, что гэнси страшно в темноте пещеры. просто потому, что лучший способ отвлечь гэнси от навязчивого параноидального страха — действовать ему на нервы.
адам, в отличие от линча, вопросы задает, но исключительно из собственного любопытства. гэнси никогда бы не подумал, что практичного и до жути реального адама привлекут его рассказы о мертвых валлийских королях. в основе системы ценностей пэрриша всегда лежало время, тратить которое впустую было величайшей глупостью и пустым расточительством. но гэнси получает столько чужого времени, сколько остается в перерывах между занятиями и добровольными самоистязаниями адама на нескольких работах одновременно.
ноа безмолвно становится душой фабрики монмаут, и это связывает его с гэнси стальными канатами немого взаимопонимания. ноа просто есть. ноа настолько во всем, что внутренний голос гэнси порой до безумия схож с обычно приглушенной речью мертвого мальчишки.
неожиданностью зато оказывается блу сарджент. хаотичный коктейль из дерзости, упрямства и бесстрашия, со словно выведенной алыми буквами на лбу надписью «вумен пауэр» и неряшливыми самодельными нарядами. она бросает в лицо гэнси свое гордое «нет», в котором одновременно читается «мальчики из аглионбая должны гореть на кострах инквизиции»  и «не мешай мне работать, мудак». она рубит с плеча и не теряется в словах, когда оказывается с гэнси и его друзьями наедине. дивное создание, взращенное в прекрасном цветнике на фокс-уэй. она была послана воронятам самой судьбой. той же судьбой, что обрекла ее на чудовищное проклятье. блу сарджент суждено убить свою истинную любовь поцелуем, и будь они в сказке, этот сюжет полюбили бы миллионы людей. однако они заперты в реальности, пусть и пропитанной магией насквозь, и здесь блу не гонится за драматичным концом повествования. гэнси кажется, что возникшая между ним и сарджент симпатия — закономерное явление, злой рок и чудовищно жестокая задумка. он молит блу о поцелуе и клянется, что умереть за это вовсе не глупо. блу касается его щеки своей и тихо шепчет о том, что их король еще не найден. у них в запасе милость, которая может все изменить.
дружба с генри ченгом у гэнси завязывается где-то ровно между предчувствием надвигающегося инфаркта и речью о том, что страх тоже может быть прекрасен. маленькая пчела, зажатая в кулаке гэнси, грозит обернуться скоропостижной и трагической смертью, но когда парень разжимает ладонь, то видит лишь маленькое и переливающееся тело робо-пчелы. создание, извлеченное из снов, но не ронаном вовсе, а найлом линчем. нагреженное существо словно билет в удивительный мир ричарда гэнси. генри ченг становится частью этого приключения чересчур быстро и внезапно, но кажется, будто он был рядом всегда. генри лезет вслед за гэнси в сомнительную на вид яму и действиями доказывает правдивость своих слов,  — он глушит животный страх, разрывающий душу, и отбрасывает пугающие детские воспоминания. генри ченг следует за гэнси без лишних слов, доказывая преданность их общему королю. он оказывается рядом, когда гэнси умирает на руках своей возлюбленной, и нелепо шутит, когда тот впервые открывает глаза после перерождения.

кейбсуотер подарил гэнси жизнь, добровольно приняв его смерть, и последние слова вечно шепчущего леса были «король-ворон». гэнси жил с верой в то, что он ищет короля. в результате же он нашел исключительно себя.

» gravity is just a feeble plot // гравитация - лишь невидимая грань
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

» дополнительно: во время поисков глендоуэра вел журнал — кожаный переплет едва выдерживал его толщину, оправданную множеством газетных вырезок, заметок, фотографий и зарисовок.
владеет оранжевым старым камаро, который часто называет «свинья». свинья ломается по поводу и без, но гэнси остается ей верен.
нередко называет блу сарджент не ее непосредственным именем, а вымышленным «джейн».

» связь:

0

3

—      RONAN LYNCH      —
«THE RAVEN CYCLE»

http://sh.uploads.ru/NlJDR.gif http://s0.uploads.ru/8OBVs.gif http://sd.uploads.ru/rqyvo.gif
—      reece king      —
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
# panic! at the disco – victorious
насколько верен тебе голодный пёс?

МЕДЛЕННО ТАЕТ ПОКРОВ ЛЕДЯНОЙ НАКИДКИ » общее


18 // человек // сновидец, грейуорен; выпускник аглионбай // поэтично ругается матом и извлекает из снов те или иные предметы, функционирующие на чистой магии

МОЯ ИСТОРИЯ НАЧАЛАСЬ ЗА ДРУГИМ ОКЕАНОМ » основное


смерть ближе, чем кажется. ронан ощущает ее затхлое дыхание, костлявые пальцы, ведущие вдоль его татуировки, и буквально наяву видит перекошенную улыбку, адресованную лично ему. она обещает скорую встречу и растворяется в темноте, оставляя после себя запах гнили и страх, засевший под ребрами. своя собственная смерть в определенный момент времени начинает пугать его куда меньше, чем очередная чужая. страхи ронана обретают новые формы: его уже не приводят в ужас ночные кошмары, грозящие расцарапать его грудь в надежде добраться до сердца или мечтающие выклевать его глаза. отныне он остерегается лишь неизвестности, нависшей над бравыми искателями спящего валлийского короля. ронан ждет своей очереди, но вместо него умирают другие. чужие смерти делят его жизнь на неравные отрезки, отмечая начало и конец каждой новой эпохи.

смерть найла линча становится отправной точкой. вместе с отцом ронан хоронит и собственное детство: его лишают барнса и возможности видеться с матерью, а деклан почти равнодушно говорит, что аврора линч без найла — пустое место. суть брошенной старшим братом фразы ронан осознает лишь спустя время, но желание разбить тому лицо никуда не исчезает.
отношения между ронаном и декланом гораздо глубже, чем просто любовь или ненависть — с самого начала здесь было место исключительно для беспощадных и продолжительных сражений. улыбка ронана создана для того, чтобы разжигать кровопролитные войны, и он с вызовом обращает ее к целому миру, бросая немой вызов. ронан подпитывается нарушенными запретами и функционирует исключительно на адреналине. его пальцы помнят каждый сантиметр бмв, а в ушах звучит тихое рычание мотора, перекрывающее ядовитую от переизбытка гнева речь деклана. гэнси пытается сохранить нейтралитет и остудить пыл обоих братьев, и его ронан, возможно, послушает. кровные узы, как оказалось, важны куда меньше, чем родство душ. у ронана в голове упорно вертится слово «чужак». найл = ронан. аврора = мэттью. деклан всегда стоял будто бы особняком. старший сын, у которого украли звание любимого раз и навсегда. единственный из всех, в ком нет ни капли магии. реальный до скрежета в зубах. ронану его даже отчасти жаль. 

мертвое тело ноа сначала отзывается шоком в груди. заросший зеленью автомобиль и смерть, которой не должно было быть, против смерти,  которая случилась вопреки судьбе. шершни против предательства друга.
лишь теперь ребята начинают замечать очевидное несоответствие между призрачным ноа и каждым из них. дружба с мертвым мальчиком спустя некоторое время кажется чем-то само собой разумеющимся, и ронан не упускает возможности подшутить над единственным неживым другом.

смерть кавински не становится для ронана печальным или, наоборот, радостным воспоминанием — в его памяти она остается лишь очередным этапом в процессе поиска их спящего короля. линч прекрасно понимает и спокойно принимает тот факт, что джозеф его сильнее и отчасти могущественнее. он приходит за тем, что желает, и уходит прежде, чем кошмары явятся за ним. сновидцев может быть много, но грейуорен — один. ронана слегка мутит от этого слова и ответственности, которую оно несет. у линча на плечах и без того груз печальных воспоминаний и неясного туманного будущего.
кавински мертв уже несколько недель, но ронан до сих пор будто бы наяву слышит его ядовитый сумасшедший смех и видит блеск глаз, которым, в принципе, нечего терять. он победил в честном бою. нагреженное чудовища линча оказалось сильнее, и это отчасти заслуга кавински. 
ронан давится чувством, похожим на благодарность, и сильнее вцепляется в руль бмв. только этого не хватало. кавински пытался убить его младшего брата, и линч насильно забивает свои разум и сердце гиперболизированной ненавистью, радуясь тому, что чума по имени джозеф кавински больше никогда не настигнет никого из его близких.

аврора линч и кейбсуотер должны были исчезнуть в один день. ронан не успевает спасти первую, но клянется уберечь от той же участи второго. деревья умирают и стонут, рассчитывая на то, что грейуорен их защитит. деклан линч исступленно разрывает телефон ронана бесчисленными звонками, потому что мэттью тоже ждет развоплощение. ронан не позволил брату умереть в первый раз, не позволит и во второй.

смерть гэнси равноценна смерти истинного короля. мертвый глендоуэр означал лишь конец затянувшегося приключения, — развенчанные подростковые иллюзии и пустая насмешка вместо обещанной милости. мертвый гэнси, неподвижно лежащий в подрагивающих объятиях блу сарджент и умерший непосредственно от ее поцелуя, спокойный и отчасти счастливый, означал конец всему. не было никого, кто мог бы занять его место. никого, кто это место по праву бы заслуживал. ронан был предан гэнси всей душой, истерзанной и кровоточащей. верный рыцарь, в равной степени готовый за короля убить и умереть. смерть гэнси бы навечно запечатлелась клеймом на сердце каждого, но, к счастью, в этом мире есть адам пэрриш. хренов волшебник, маг, чьи руки не раз залечивали нагреженный ронаном древний лес и возвращали жизнь не только перешептывающимся старым деревьям, но и самому линчу. в сердце ронана адам был и остается самым нелепым экземпляром, неясно откуда возникшим чувством, необъяснимым происшествием, — свободолюбие и независимость, заключенные в чертовски банальную оболочку из кожи и костей. в адаме магии было ничуть не меньше, чем в каждом из них, а самоотверженности и смекалки, может, даже больше. план пэрриша казался ронану бредом и отчаянным утешением, попыткой заставить блу все же добить свою истинную любовь поцелуем, который в сказках, наоборот, сулит возвращение к жизни. но магия на то и магия, чтобы возвращать людям веру в чудеса — энергетическая линия, когда-то уже воскресившая гэнси и убившая ноа, оказывается щедра. смерть гэнси в обмен на смерть кейбсуотера. лес не жил в полном смысле этого слова и никогда не умирал по-настоящему, а уж тем более — намеренно. но в этот раз его просил грейуорен. гэнси вновь открывает глаза и ронан скалится в улыбке, похожей на лезвие, — чертов герой, только попробуй погибнуть раньше меня, я воскрешу тебя и убью собственными руками.

смерть ближе, чем кажется, но не всегда является тем, за что мы ее принимаем. ронан окончательно запутался в том, кто должен был жить, а кто — умереть. гэнси выглядит живым до невозможного и вновь целует свою блу тире джейн. ноа исчез из временного потока, отныне ему не придется переживать собственную смерть из раза в раз. адам пэрриш по-прежнему принадлежит лишь самому себе и искрится магией, скрытой в нем. ронану кажется, что все встало на свои места. кейбсуотера больше нет, но зато остался барнс, — ронан возвращается в родной дом и, забравшись на крышу, проваливается в очередной сон. может, в этот раз ему удастся нагрезить нечто особенно удивительное.

ПРИМЕР ПОСТА

— было бы здорово, будь у каждого из нас свой цветок, — в пальцах исака лениво перекатывается тлеющая сигарета, — не эта херня типа гороскопов, а знаешь... как часть твоего тела. вместо вен, к примеру.

исаку нравится лежать на эвеновой груди, наслаждаясь едва ощутимым биением чужого сердца, и рассуждать вслух ни о чем. это их традиция, одна на двоих, и исак возводит ее в ранг важнейших, наделяя чуть ли не сакральным смыслом. они витают в облаках, цепляясь за абсурдные, но одновременно с тем чертовски глубокие темы, и глупо посмеиваются невпопад, из раза в раз проигрывая расслабляющей смеси из алкоголя и сигарет.

может, в одной из вселенных так оно и есть.

исак никогда к этому не привыкнет: эвен легко касается его пальцев, будто бы намереваясь взять за руку, и исак на какое-то мгновение выпадает из реальности, растворяясь в ощущениях, сосредоточенных на этих квадратных сантиметрах кожи, и забывает обо всем, что хотел сказать буквально две секунды назад. сбой программы остается, к счастью, незамеченным, а эвен оказывается (отчасти) хитрым мудаком, — он крадет из рук исака сигарету и, упиваясь собственной находчивостью, с улыбкой затягивается.

какие бы цветы были у эвена из параллельной вселенной? — исак по привычке прячет неловкость в словах и вопросах.

из той самой, где занавески желтые?

эвен хрипло усмехается, наблюдая за тем, как исак закатывает глаза, и добивает общую сигарету, жадно вытягивая из нее остатки смолы и табачного дыма, — экологическая ситуация внутри его легких добила бы даже сорняки, что уж тут говорить о цветах. однако над вопросом исака он все-таки задумывается на мгновение, мысленно проходясь по своим весьма скудным познаниям в ботаническом деле. в голову лезет нечто банальное, как, к примеру, ромашки, или прекрасное и вечное, как розы, но ответ рождается неожиданно и происходит буквально из ниоткуда.

маки, — эвен не питает к ним особой симпатии, но произрастать в своем теле иным цветам не позволит, — а у исака?

ландыши, — он отвечает практически моментально и отчего-то улыбается счастливо и мечтательно, словно воображает перед глазами этот чудной букет, где исаковы нежные ландыши тонут в объятиях алых маков.

и на чем же основана ваша схожесть? — эвен тушит сигарету о тарелку, оставшуюся после чипсов, и оставляет ее там же до лучших времен, — чистота и невинность?

исак перекатывается на живот и неловко привстает, опираясь на локти. чересчур серьезные глаза без тени улыбки смотрят прямо на эвена.

не-а, — исак щурит глаза и переходит на шепот, ни на секунду не прерывая зрительный контакт, — оба ядовиты, все зависит лишь от дозы.

эвен мешкает непозволительно долго, а потом наполняет комнату своим смехом. где-то в параллельной вселенной другой исак готов душу продать за то, чтобы улыбка никогда не сходила с эвенова лица, но в этой вселенной гордость исака грызет слабая обида, а недовольство и вредность подначивают уйти, театрально хлопнув дверью. исак снова закатывает глаза и хочет уже встать с кровати, оставив этого дурака наедине с самим собой, чтобы поразмыслил чуток над собственным поведением, но на сей раз реакция эвена оказывается почти стремительной, — нос к носу, и эвен уже дышит исаку табаком куда-то в скулу.

умереть от исаковых рук и губ — не самая дурная перспектива.

зачем любовь, что так красива и нежна на вид, на деле так жестока и сурова? — эвен улыбается, а ребра исака будто цепями стягивает от отчаянного желания целоваться.

ты вместо корана решил учить наизусть шекспира? — исак не хочет отдавать победу так легко. это уже дело принципа, и ноющие губы далеко не самая веская причина для того, чтобы поднимать белый флаг.

ага, — эвен смотрит на исака из-под опущенных ресниц и пальцами касается волос на загривке, — мне сказали, что это верный способ затащить кого-нибудь в постель.

исак воет от бессилия и, наверное, это без труда читается в его глазах. эвен красив до безобразия, и исаку порой кажется, что он спит с хреновой статуей, созданной из мрамора и совершенства в пропорциях один к одному.

и как успехи?

переменчивые, — губы эвена мажут по скуле исака, ненавязчиво и будто бы случайно, — пытаюсь вот соблазнить одного парня, а он даже на шекспира не ведется. я почти в отчаянии.

я бы посоветовал вам меньше болтать и больше целоваться.

эвен вскидывает обе брови и едва заметно улыбается:

неужели?

ага, — исак облизывает губы, нервно сглатывая, и чувствует чужой большой палец на собственном кадыке. вдоль позвоночника пробегают мурашки, — ему кажется, что это ощущение сродни засевшим под кожей ландышам, встряхивающим своими миниатюрными цветами по велению ветра.

эвену хочется сказать что-нибудь еще, потому что оставить последнее слово за исаком — все равно, что добровольно признать собственное поражение в их незамысловатой баталии. однако порой нужно проиграть один бой, чтобы одержать победу в целой войне.

исак резко и рвано вдыхает воздух, когда эвен целует его в шею и оставляет мокрые следы поверх ставших почти незаметными засосов, и валится на спину, утягивая того за собой. эвен голодный и озорной, словно волчонок, впервые заваливший дичь: кусается и искрится весельем, нависая над исаком и коленом раздвигая его ноги. бежать некуда и, собственно, незачем. исак встречает свою участь с гордостью и нетерпением, льнет ближе к эвену и закидывает голову назад, оголяя новые участки тела — кусай на здоровье. эвен принимает капитуляцию и целует исака в губы, почти вслепую пытаясь отыскать пуговицу его джинс.

наверное, им стоит вести счет побед и поражений: один в пользу эвена, потому что шекспир все-таки неплохо работает, еще один — в копилку исака, потому что он с успехом заглушает желание повернуться лицом к эвену, даже несмотря на то, что ощущает его взгляд на собственной спине.

легкий поцелуй в сгиб шеи и пальцы, ведущие вдоль предплечья исака, — ему не нужно быть в параллельной вселенной, чтобы ощущать то, как ландыши, рождаемые губами эвена, пышными букетами лениво тянутся вдоль позвоночника, ложась тяжелыми гроздями на худощавые исаковы плечи.

личное звание написал(а):

<div class="lz"><div class="fdom">THE RAVEN CYCLE</div><a href="ССЫЛКА НА АНКЕТУ">ронан линч</a>; улыбка, созданная развязывать войны, и зубы, чтобы выгрызать чужие хребты </div>

0

4

mateo gonzalez, 49
http://s8.uploads.ru/yVsmb.png http://s5.uploads.ru/t0jui.gif http://sd.uploads.ru/nhN06.png http://sh.uploads.ru/uk9jl.png
josh brolin

матео «мэтт» гонсалез
полицейский; батя года; гомосексуален

○  ○  ○
чистота и диктатура могут рассматриваться как два главных направления деятельности матео. он зависим от порядка не только в вещах, в своей квартире или в важной документации, но еще и от порядка в самом себе. самое главное – твердо стоять на ногах, быть уверенным в завтрашнем дне и свято верить в светлое будущее. само собой подразумевается, что ноги эти должны быть намертво прикреплены к земле, знания о структуре и рельефе которой лишь усиливают чувство безопасности и стабильности. может, именно поэтому мужчина подался в крайне прозаичное русло: страну защищать это вам не бесцельно разглагольствовать о политике и месте индивида в системе групповой жизни, как это и по сей день делает большинство пустословов, любящих заполнить тишину своим трепом. разве можно совершенно точно определить причины, подталкивающие людей к поиску своего «места под солнцем» испокон веков? нет, каждого на это подбивают собственные желания и поставленные цели, среди которых могут быть и зависть по отношению к успехам ближнего своего, и желание похвастать собственными достижениями перед менее удачливыми и старательными собратьями, и элементарная нужда заботить о тех, кого ты любишь. гораздо полезнее будет знать, как раздобыть огонь в условиях отсутствия спичек или как руки заломать мерзавцу, решившиму стащить у тебя кошелек под покровом ночи.
о своей работе матео может рассказывать часами, не думая прерваться даже на еду и легкий отдых. это называют помешанностью или зацикливанием, но сам мужчина предпочитает именовать это страстью и любовью всей жизни. это опасно ровно настолько же, насколько и здорово: матео не видит себя рядовым офисным работником, потому что это скучно до безумия, – к тому же, если быть честным, матео абсолютно далек от навороченной техники. пиком его знакомства с инновациями была покупка смартфона вместо кнопочного кирпича, умеющего только звонить и не умирать годами от недостатка заряда. это, признаться, отчасти тяготит: матео видит, насколько в технологиях подкован габриэль и дети, и понимает, что за ними ему уже не угнаться; его удел – пенсионерная скидка в ближайшем супермаркете и выходные, проведенные на заднем дворе в удобном гамаке. юношеский максимализм может назвать его приземленным, но на деле матео скорее дзен словил и понял, что жизнью лучше наслаждаться ежедневно, а не гнаться за чем-то феерически огромным и явно недосягаемым.
матео не мнит себя отменным знатоком вселенной, разбирающимся во всех хитросплетениях судьбы и умеющим читать людей, словно открытую книгу, да выуживать на поверхность их искренние чувства. но даже если бы это было ему под силу, то он не стал бы это афишировать. матео любит, когда все просто и понятно, по крайней мере, с его стороны.
консерватизм и бюрократия. желание видеть порядок во всем порождает собою слепую веру в силу бумажек и в то, что все мы без них – стая букашек. у матео дома целая коллекция чеков, чьих-то расписок, объяснительных учеников и договоров на покупку даже тех вещей, что он давным-давно выкинул или сломал. и нет, все это далеко не мусор, а вещественные доказательства его, матео, правоты в любом теоретически возможном будущем конфликте. если что, то за ним сила слова, печати и закона. подобным образом ведут себя нынешние пенсионеры, которые уже достаточно научены жизнью не верить всем только на слово, и, надо признать, у них с мужчиной немало общего (да и малая разница в возрасте почти роднит). матео не видит ничего плохого в том, что порою он ведет себя как нудный дед, порицая вульгарно разодетую барышню на улице или гундя по поводу вновь повысившейся квартплаты. у него и на работе все по-старому: отчеты исключительно бумажные, картотека тоже состоит из сомнительных папочек, потому что секретарь местного отделения полиции чаще отлучается попить кофе, чем занимается порученными ей заданиями. матео – образец копа старой закалки, который чрезвычайно дорожит таким понятием как братство и за своего напарника и в огонь, и в воду, и трубы медные сдать поможет. ему только пончиков для полноты образа недостаточно, но тут проблема: габриэль запрещает есть жареное, мучное, чересчур сладкое и даже соленое – говорит, что холестерин погубит, и пытается накормить брокколи да котлетами из индейки, в которых вкуса не больше, чем в бумаге из-под отчетов.
романтизм и одиночество. матео без проблем находит общий язык с маленькими детишками и людьми преклонного возраста, безумно любя возиться и нянчиться с первыми и зная, какой разговор заводить со вторыми. матео не перебивает, слушает. отчасти он ощущает себя точно так же, как и эти пенсионеры: одиноко и обреченно. удивительно, ведь вокруг столько людей: трое детей и любовь всей жизни, которая своей готовкой то ли добить пытается, то ли жизнь продлить, – матео грустит скорее от осознания того, что дети все рано или поздно разъедутся, начнут новую самостоятельную жизнь. им с габи останется только внуков ждать и песелей воспитывать: матео изо дня в день канючит с просьбой завести какого-нибудь бультерьера, чтобы теплыми воскресными деньками еще и в парк выбираться, но пока безуспешно.

○  ○  ○

пример поста

— было бы здорово, будь у каждого из нас свой цветок, — в пальцах исака лениво перекатывается тлеющая сигарета, — не эта херня типа гороскопов, а знаешь... как часть твоего тела. вместо вен, к примеру.

исаку нравится лежать на эвеновой груди, наслаждаясь едва ощутимым биением чужого сердца, и рассуждать вслух ни о чем. это их традиция, одна на двоих, и исак возводит ее в ранг важнейших, наделяя чуть ли не сакральным смыслом. они витают в облаках, цепляясь за абсурдные, но одновременно с тем чертовски глубокие темы, и глупо посмеиваются невпопад, из раза в раз проигрывая расслабляющей смеси из алкоголя и сигарет.

— может, в одной из вселенных так оно и есть.

исак никогда к этому не привыкнет: эвен легко касается его пальцев, будто бы намереваясь взять за руку, и исак на какое-то мгновение выпадает из реальности, растворяясь в ощущениях, сосредоточенных на этих квадратных сантиметрах кожи, и забывает обо всем, что хотел сказать буквально две секунды назад. сбой программы остается, к счастью, незамеченным, а эвен оказывается (отчасти) хитрым мудаком, — он крадет из рук исака сигарету и, упиваясь собственной находчивостью, с улыбкой затягивается.

— какие бы цветы были у эвена из параллельной вселенной? — исак по привычке прячет неловкость в словах и вопросах.

— из той самой, где занавески желтые?

эвен хрипло усмехается, наблюдая за тем, как исак закатывает глаза, и добивает общую сигарету, жадно вытягивая из нее остатки смолы и табачного дыма, — экологическая ситуация внутри его легких добила бы даже сорняки, что уж тут говорить о цветах. однако над вопросом исака он все-таки задумывается на мгновение, мысленно проходясь по своим весьма скудным познаниям в ботаническом деле. в голову лезет нечто банальное, как, к примеру, ромашки, или прекрасное и вечное, как розы, но ответ рождается неожиданно и происходит буквально из ниоткуда.

— маки, — эвен не питает к ним особой симпатии, но произрастать в своем теле иным цветам не позволит, — а у исака?

— ландыши, — он отвечает практически моментально и отчего-то улыбается счастливо и мечтательно, словно воображает перед глазами этот чудной букет, где исаковы нежные ландыши тонут в объятиях алых маков.

— и на чем же основана ваша схожесть? — эвен тушит сигарету о тарелку, оставшуюся после чипсов, и оставляет ее там же до лучших времен, — чистота и невинность?

исак перекатывается на живот и неловко привстает, опираясь на локти. чересчур серьезные глаза без тени улыбки смотрят прямо на эвена.

— не-а, — исак щурит глаза и переходит на шепот, ни на секунду не прерывая зрительный контакт, — оба ядовиты, все зависит лишь от дозы.

эвен мешкает непозволительно долго, а потом наполняет комнату своим смехом. где-то в параллельной вселенной другой исак готов душу продать за то, чтобы улыбка никогда не сходила с эвенова лица, но в этой вселенной гордость исака грызет слабая обида, а недовольство и вредность подначивают уйти, театрально хлопнув дверью. исак снова закатывает глаза и хочет уже встать с кровати, оставив этого дурака наедине с самим собой, чтобы поразмыслил чуток над собственным поведением, но на сей раз реакция эвена оказывается почти стремительной, — нос к носу, и эвен уже дышит исаку табаком куда-то в скулу.

умереть от исаковых рук и губ — не самая дурная перспектива.

— зачем любовь, что так красива и нежна на вид, на деле так жестока и сурова? — эвен улыбается, а ребра исака будто цепями стягивает от отчаянного желания целоваться.

— ты вместо корана решил учить наизусть шекспира? — исак не хочет отдавать победу так легко. это уже дело принципа, и ноющие губы далеко не самая веская причина для того, чтобы поднимать белый флаг.

— ага, — эвен смотрит на исака из-под опущенных ресниц и пальцами касается волос на загривке, — мне сказали, что это верный способ затащить кого-нибудь в постель.

исак воет от бессилия и, наверное, это без труда читается в его глазах. эвен красив до безобразия, и исаку порой кажется, что он спит с хреновой статуей, созданной из мрамора и совершенства в пропорциях один к одному.

— и как успехи?

— переменчивые, — губы эвена мажут по скуле исака, ненавязчиво и будто бы случайно, — пытаюсь вот соблазнить одного парня, а он даже на шекспира не ведется. я почти в отчаянии.

— я бы посоветовал вам меньше болтать и больше целоваться.

эвен вскидывает обе брови и едва заметно улыбается:

— неужели?

— ага, — исак облизывает губы, нервно сглатывая, и чувствует чужой большой палец на собственном кадыке. вдоль позвоночника пробегают мурашки, — ему кажется, что это ощущение сродни засевшим под кожей ландышам, встряхивающим своими миниатюрными цветами по велению ветра.

эвену хочется сказать что-нибудь еще, потому что оставить последнее слово за исаком — все равно, что добровольно признать собственное поражение в их незамысловатой баталии. однако порой нужно проиграть один бой, чтобы одержать победу в целой войне.

исак резко и рвано вдыхает воздух, когда эвен целует его в шею и оставляет мокрые следы поверх ставших почти незаметными засосов, и валится на спину, утягивая того за собой. эвен голодный и озорной, словно волчонок, впервые заваливший дичь: кусается и искрится весельем, нависая над исаком и коленом раздвигая его ноги. бежать некуда и, собственно, незачем. исак встречает свою участь с гордостью и нетерпением, льнет ближе к эвену и закидывает голову назад, оголяя новые участки тела — кусай на здоровье. эвен принимает капитуляцию и целует исака в губы, почти вслепую пытаясь отыскать пуговицу его джинс.

наверное, им стоит вести счет побед и поражений: один в пользу эвена, потому что шекспир все-таки неплохо работает, еще один — в копилку исака, потому что он с успехом заглушает желание повернуться лицом к эвену, даже несмотря на то, что ощущает его взгляд на собственной спине.

легкий поцелуй в сгиб шеи и пальцы, ведущие вдоль предплечья исака, — ему не нужно быть в параллельной вселенной, чтобы ощущать то, как ландыши, рождаемые губами эвена, пышными букетами лениво тянутся вдоль позвоночника, ложась тяжелыми гроздями на худощавые исаковы плечи.

0

5

Anwar Gashi
▪ ▪ ▪ ▪ ▪

ПОЛНОЕ ИМЯ «
Анвар Гаши
ДАТА РОЖДЕНИЯ «
16.12.1997; 20 лет
МЕСТО РОЖДЕНИЯ «
Лидс, Великобритания

http://sh.uploads.ru/1kZU3.gif http://sd.uploads.ru/dZy0s.gif
reece king

» ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
шоплифтер, мелкий мошенник
» СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
холост
» ОРИЕНТАЦИЯ
бисексуален


LITTLE DO YOU KNOW
▪ ▪ ▪ ▪ ▪

— boulevard depo feat. ic3peak — ожоги.

если слова о том, что ничто не горит лучше, чем мечты, в действительности не являются пустым звуком, то даже самая суровая зима не грозит анвару обморожением. если смерть, то только от голода: за спиной у него кострище масштабов невиданных, словно святой огонь инквизиции, и пламя это беснуется без продыху и жалит языками бессовестно, — такому никакой мороз нипочем.

у анвара фактически собственный «клуб 27», ставший последним пристанищем для несбывшихся желаний и неудачных стремлений. ему бы траур носить не снимая по всем тем людям, которыми он не стал, по всем судьбам, что на себя примерял, да только размер не подошел. простить себя за все упущенные возможности не удается, зато винить — да пожалуйста. ноги в бетоне не так способствуют утоплению, как неуверенность в себе. борется с этой напастью анвар с переменным успехом и исключительно собственными силами: слова извне, хвалебные или нет, он встречает скептично и равнодушно, — никто не скажет ему того, что он еще не успел сказать себе сам.

в голове голосом матери по сей день звучат прописные истины, справедливость коих в детстве он и не думал ставить под сомнение. слушал и запоминал, признавая чужой авторитет. анвар усвоил, что он, по сути, ничем не лучше других. чудес не бывает. творчество никогда не прокормит, но вместо этого без труда погубит. страсти — разрушают, а неумение думать головой неизменно приводит к печальному концу. конечно, ты можешь мечтать, но не следует заходить в этом слишком далеко. главное — оставаться реалистом. дисклеймер: не ожидай от жизни слишком многого. или не ожидай вообще ничего. серость и обыденность матери казались анвару именно тем, что разграничивает взрослых и детей. безразличие плюс усталость как отличительный знак тех, кто поборол в себе ребяческое начало и стал полноправным членом общества. картинка вырисовывается жуткая, но в глазах ребенка — единственно правильная. анвар должен был стать идеальным сыном, каменной стеной и надежной опорой, но презрительное ты так похож на своего отца сродни клейму на лбу. в чужом голосе столько ненависти и желания обвинить хоть кого-то, облегчить душу, что становится очевидно — за нынешней непроглядной тьмой стоит великая любовь: только искренние чувства способны сгнить настолько, чтобы продолжать отравлять душу спустя десятки лет. к несчастью, утверждение матери он не может ни подтвердить, ни опровергнуть: сколько анвар себя помнил, рядом с ним была лишь мать, вспоминавшая о бывшем супруге с неохотой и злобой. ветер в голове, отсутствие твердой земли под ногами и смутное представление о том, как устроен мир, были вечными спутниками отцовского образа, списанного со слов матери. анвар не такой вовсе: ему от отца в наследство досталась лишь странная помесь кровей и неблагозвучная фамилия. в глазах матери крест на нем ставят непрактичные хобби и сгустки мыслей, отдаленных от реальности, но анвар и сам с ними борется — интересам редко удается потакать, когда в доме ни денег не водится, ни надежды на скорое их появление.

раздраженное не улыбайся, ты выглядишь как пятилетний ребенок слышится откуда-то сбоку. анвар послушно поджимает губы и стирает улыбку со своего лица, по привычке поправляя очки, — последняя фотография на память о школе, и среди десятка счастливых выпускников лишь один глядит в кадр серьезно. якобы по-взрослому. отношения между анваром и матерью постепенно становились гораздо глубже, чем просто любовь или ненависть — здесь брала свое начало череда беспощадных и продолжительных сражений, холодных войн, протекающих в четырех стенах. не переходный возраст, а укрепившийся хребет: анвара называют неблагодарным сыном и самой большой ошибкой в жизни за немой отказ подчиняться беспрекословно. различия между ними настолько очевидны, что бросаются в глаза незамедлительно. ощущение, будто анвар не воспитывался ею, а рос самостоятельно, впитывая лишь то, что казалось ему верным. в штыки воспринимались абсолютно все его убеждения, не схожие с уже навязанными, и свое право на каждое из них анвар упорно отстаивал, — не криками, а молчаливыми действиями. он никогда не уходил из дома, театрально хлопнув дверью, но не раз запирался в себе, игнорируя чужое присутствие. обстановка редко накалялась добела, чаще всего попросту держала в подвешенном состоянии, и иногда анвару казалось, что мать нарочно искала повод для очередного скандала.

о том, что анвар попадает в школьную рок-группу, мать узнает случайно и далеко не сразу: среди подросткового бардака в мальчишеской комнате находит нелепые черно-белые афиши, напечатанные на библиотечном принтере, давно не видевшим ничего, кроме стремной порнухи в пнг-формате, и отчего-то решает с грядущим скандалом подождать. этот отрезок времени анвар с чистой совестью может назвать лучшим в своей жизни. их группа была полным отстоем, хуже некуда: они не раз ссорились, выбирая песни для каверов, а вокалист с трудом вытягивал даже самые простенькие из них, но тем не менее они могли гордо называться семьей. семьей, в которой тебя будут любить даже в том случае, если ты лох последний. у анвара не спрашивали, умеет ли он играть: его недо-прослушивание закончилось на вопросе про любимое пиво, после которого был вынесен единогласный вердикт «нормас, пойдет». оно и к лучшему. на тот момент анвар гитару только держать умел правильно, да и то делал это чертовски неуверенно и робко, будто бы боялся развалить ее на части одним неловким касанием. однако время шло, и на закате жизни этой несуразной школьной самодеятельности анвар умел не только на гитаре играть, но и пиво с водкой мешать в идеальных пропорциях.

время для разборок наступает внезапно: парень случайно проваливает тест, и мать не теряет возможности обвинить во всем музыку, погубившую сначала анварового отца, а теперь взявшуюся за него самого. гитара оказывается на помойке вместе с громогласным обещанием, что анвар — следующий, потому что мне нужен сын, а не будущий наркоман и пьяница. сбегать из дома в семнадцать лет — нутакое, но у анвара на лбу красными буквами горит клеймо «слабоумие и отвага», а нежелание терпеть раздражитель в лице родной матери буквально свербит под ребрами.

ему в любом случае не светит университет. образование — развлечение для богатеньких.  он ставит мать перед фактом, а потом сваливает на полтора месяца к лучшему другу, с которым когда-то мечтал вдвоем вынырнуть во взрослую жизнь. у того, правда, смелости не хватает, а самостоятельность во всем наводит ужас, но анвара приютить он соглашается. потом — помогает с сомнительной работой и новыми знакомствами. за несколько лет вне материнского дома анвар ни разу не работает официально или хотя бы легально: слишком быстро вливается в компанию ребят, верящих в справедливое перераспределение материальных благ путем мелкого воровства. они тоже напоминают семью — неправильную, поголовно нечистую на руку, но сплоченную и верную.

анвар прекрасно понимает, что одними магазинными кражами сыт не будешь, и робко лелеет надежду либо однажды вырваться из этого дерьма, либо словить действительно крупную рыбу.


LAST BUT NOT LEAST
▪ ▪ ▪ ▪ ▪

пример поста

ронан говорит, что питомцы со временем становятся похожи на своих хозяев, но у адама пэрриша все получается по-своему: он подбирает у обочины какую-то худощавую и вялую псину поздней ночью, плавно перетекающей в раннее утро, и уже наутро становится ясно, что безродная дворняга и пэрриш похожи друг на друга до невозможного.

может, дело в голодном и замученном виде, предполагает линч вслух.

может, в волшебных глазах, думает он про себя.

ронан предлагает назвать пса артемоном, потому что это весело и забавно, а его, ронана, предложения априори самые стоящие. он даже обещает, что вытащит чейнсо из сна подружку или сестричку, иссиня-черную ворону с грозным клювом, блестящими перьями и злобными глазами двадцатисантиметрового диктатора, которую вдогонку к артемону можно будет величать мальвиной. они, в конце концов, и без того живут в сказке, где короли спят под землей в ожидании часа пробуждения, а мертвые мальчики скитаются бок о бок с живыми, так что нужно соответствовать.  адам в ответ смотрит на него устало и неожиданно хмыкает, спрашивая, кто же из них тогда будет деревянным мальчиком.

— бревном, ты хотел сказать, — уточняет ронан.

— заметь, это не я озвучил, — адам обнажает верхний ряд зубов в улыбке, и ронан воспринимает его беззлобную шутку как камень в собственный огород, демонстративно огрызаясь в ответ.

чейнсо решает, что последнее слово обязательно должно быть за ней. она взмахивает крыльями, задевая ими ухо линча, будто бы отвешивая ему своеобразную оплеуху, и с недовольным «керах» сильнее вжимается когтями в ронаново плечо. последний шипит сквозь зубы на черноперую беспредельщицу и потирает ухо, думая, что если на этом свете появится еще одно своенравное пернатое создание, то вместе они непременно выклюют своему создателю глазенки, будь что не по их воле.

псина, собственно, так и остается безымянной, и адаму это кажется отчасти правильно: он никакой не хозяин этой собаке, скорее друг, такой же побитый и выдохшийся, и им определенно есть чему друг у друга поучиться.

с воспитанием у ронана дела обстоят неважно. причем не только с его собственным, но и с попытками вбить что-нибудь относительно разумное и хорошее в чужую голову — тоже. у адама на сердце было бы спокойнее, даже если бы он отвел собаку на то же место, где и подобрал, ведь решение оставить животное наедине с ронаном уже спустя полминуты кажется абсурдным и потенциально опасным. 

однако возвращаться уже поздно. хондаёта и без того ползет из последних сил, кряхтя и угрожая сдохнуть на каждом втором пригорке, и тратить силы своей развалюхи понапрасну пэрриш не решается. он, в конце концов, механик, способный починить старушку свинью, а не хренов иисус, умеющий оживлять то, что уже давным-давно разлагается и ржавеет изнутри.

— ну же, пожалуйста, давай, — адам слегка бьет машину по рулю, не со злостью, а скорее умоляюще и воодушевляюще, но помогает слабо.

хондаёта бурчит и тужится, ползя в гору на слабой скорости, и пэрриш успевает пожалеть, что не возит с собой в багажнике палатку на случай непредвиденных обстоятельств. она вполне может заглохнуть прямо сейчас. возможно, на час или два. возможно, навсегда. у адама в кармане от силы доллара два, а до генриетты километров двадцать.

в желудке едва слышно нарастает голод, а кусок пирога, которым его угостила милая женщина с работы, пахнет чересчур соблазнительно. пэрриш сильнее вцепляется в руль и старается отвлечься, упорно вжимая педаль газа в пол — кейбсуотер как всегда радушен и мил, он обволакивает своего мага размеренностью и спокойствием древних деревьев, топит в сладком и родном запахе зелени, живущей одновременно в четырех сезонах сразу, и адаму в нос ударяет несуществующий за пределами волшебного леса запах, в котором воедино смешиваются и легкая сладость осенней гнили, и душистый летний аромат цветов, и весеннее благоухание нежно-зеленых почек.

кейбсуотер исчезает так же незаметно, как появляется, и пэрриш лишь спустя несколько мгновений осознает, насколько все вокруг него реально и обыденно: хондаёта продолжает греметь на выбоинах и подозрительно постукивать на ровной дороге, но пригорок, на который она взбиралась с неимоверными усилиями, к счастью, остался позади.

впереди виднеется генриетта, и с такого расстояния она точь-в-точь похожа на ту свою младшую сестру, которую гэнси воссоздал на полу в монмаут.

в лунном свете церковь святой агнесс походила на сотни других, не раз мелькавших в триллерах и ужастиках. возможно, адам бы остерегался ее, не будь она в действительности спасением после побега из поистине страшного места.

пэрриш минует главный зал и торопится на второй этаж, в свою комнату. даже удивительно, насколько редко он бывает в церкви в роли прихожанина и верующего, живя буквально над ней. жизнь научила его в первую очередь полагаться лишь на самого себя, а уже потом — на господа бога или милость не_мертвых королей.

тонкая линия желтого света просачивается из-под двери, успокаивая адама. что же, по крайней мере, ронан не вывез несчастное животное в барнс к своим спящим коровам. пэрриш несмело берется за ручку двери и толкает ее от себя, неуверенно заглядывая внутрь. ему в глаза бросаются сидящий на коленях ронан, активно размахивающий руками, чейнсо, гордо восседающая прямо на голове у пса, и адам не сразу понимает, какого черта здесь вообще творится.

— давай, артемон, отгрызи этой суке руки и ноги, — палец ронана указывает в сторону адамовой подушки, кажется, играющей роль злодея, но собака лишь лениво провожает этот жест глазами.

— ну пожалуйста, — ронан обреченно вздыхает и сутулится, приваливаясь правым плечом к кровати пэрриша.

пес медленно поднимается и подходит к нему, укладывая свою мохнатую голову линчу на колени. чейнсо перескакивает поближе к единственному окну в комнате, и громким «керах» оповещает ронана о неожиданном возвращении хозяина комнаты.

адам смотрит на линча, собаку и ворону попеременно, а потом начинает дико смеяться, устало приваливаясь на дверной косяк.

0

6

http://s9.uploads.ru/D0FqA.gif http://sh.uploads.ru/Hr8GS.gif

kim
sunwoo
the boyz
— тэгу, южная корея

18 — школьник — не определился — свободен
— boulevard depo feat. ic3peak — ожоги.

мысли в голове фейерверками праздничными взрываются, неожиданно и с грохотом, в крови — любопытство и бесстрашие. разбитые коленки, ссадины и мама, пожалуйста, не ругайся, все хорошо. сону на пороге снова появляется побитый и по-настоящему счастливый, за спиной — захватывающий рассказ об очередных приключениях и ни капли сожалений. упал, встал, пошел. опыта горького столько, что язык немеет от избытка вкуса; соленые слезы иногда в качестве разнообразия. сону, правда, нетребовательный по жизни: ест, что дают, и радуется любым мелочам.
золотой ребенок.
сону свободно ступает по лужам, потому что плевать на прохладную воду, мокрую обувь и недовольное ворчание матери за спиной, — еще один шаг вперед и задорный смех на всю улицу. искренний очень, неподдельный. он вырастает из старой обуви и осенней куртки, купленной с расчетом на следующий сезон, но не из любви все по-своему делать. если верность себе с возрастом только крепнет, то инстинкт самосохранения, наоборот, иссыхает почти. сону забывает смотреть по сторонам, переходя дорогу, и никогда не перепроверяет утюг, прежде чем выйти из дома. мать ругается снова: рассеянный, забывчивый, о чем ты только думаешь, господи боже. сону ее в висок целует и просит не ругаться, ведь все нормально. налажал — исправил. сону несет ответственность за все свои п(р)оступки, даже самые тупые. каждый из них потом становится веселой историей, обрастает новыми подробностями, и звучит в компании друзей из раза в раз, когда приходит время травить байки. скука ведь страшнее всего. он лучше в херню сомнительную ввяжется, чем дома останется в заточении. ему многое нипочем, и грех этим не пользоваться: сону живучий до ужаса, упрямый и крепкий. море по колено и уверенность в собственном бессмертии.
он функционирует бог знает на чем и умудряется выглядеть вполне живым. мать со временем теряет малейшее представление о том, где ее сын шляется после школы, и почему возвращается домой порой с рассветом, искренне надеясь, что делает это максимально незаметно. у сону, как ей кажется, переходный возраст и личные интересы — здесь лучше масла в огонь не подливать, не вмешиваться, пока не появится острой необходимости. естественный отбор становится самым оптимальным методом воспитания, и сону прекрасно справляется: гармонично складывает свое расписание из школьных занятий, мелкой подработки и бесконечных кругов трусцой вокруг дома ради поддержания формы. усталость можно назвать хронической, ведь в сон тянет даже на школьных занятиях. ругань лучшего друга в лице хвалля стала почти привычной, ведь сону понимает, что тот желает ему исключительно лучшего. учись, мать твою, а не все это вот, — старший глаза закатывает и, наверное, прекрасно понимает, что до сону достучаться нереально. скелет, сложенный из упорства и веры в себя.
жизнь ему досталась слишком беззаботная. счастливый. ни трагедий личных, ни травм детских, — сону невзгоды будто бы стороной обходят. большие города называют местом больших возможностей, да только сону, прожив в человеческом муравейнике практически всю свою жизнь, не видел ни разу ничего темного, тяжелого: ему чертовски нравятся проблемы и сложные люди, но, кажется, притягивать их он абсолютно не умеет. солнце яркое прочь тучи гонит.
любопытство изнутри жрет, заставляет самому себе палки в колеса вставлять, чтобы жизнь медом не казалась. сону лень выбиваться в отличники: он оккупирует последнюю парту и перебрасывается записками с лучшим другом, надеясь скоротать время до звонка. понимает прекрасно учебную программу, но на вопрос учителя отвечает глупость какую-то, отшучиваясь в очередной раз, — одноклассники смехом прыскают, и сону сам с трудом улыбку сдерживает. знает, что клевый, и чужим признанием действительно наслаждается. внимание — это всегда приятно. он удивительный фокус провернул: слишком часто шутил о том, что хорош чертовски, и сам в это со временем поверил.
уверенности в себе столько, что ее хватит еще на десяток загнанных подростков, и сону, в общем-то, не против поделиться: он щедр на слова приятные и комплименты, без стеснения в лицо о своих симпатиях говорит. язык без костей — главная проблема. в сону чувства такта ни грамма: скажет и в жизни не подумает, что его слова могут кого-то задеть или обидеть. грубые шутки, неуместные комментарии и двусмысленные фразы — все туда, в сплошную кучу частых проебов сону. он извиняется за день, наверное, чаще, чем здоровается, но каждый раз искренне. совесть грызет где-то глубоко, хоть и перевоспитать себя не получается.
в глазах наивность какая-то глупая, недальновидность плещется. сону не видит мир в розовых красках и людей святыми не считает, но на слова чужие ведется чересчур легко. скажешь — поверит. его обвести вокруг пальца проще простого, обхитрить, возможно, тоже. он абсолютно не разбирается в сложных схемах и многоходовочках, предпочитая прямоту и ясность. сону свои мысли доносит максимально точно, посылая нахер в лицо, а не барахтаясь в попытках тактично сказать человеку, что он тот еще ретард. горит и пылает редко, умеет себя в руках держать, но по мелочам раздражается чуть ли не ежечасно. злость натуральная чаще всего вместе с азартом вспыхивает, когда на кону победа или поражение стоят.
друг из сону, наверное, так себе, потому что свои интересы всегда превыше чужих, но зато враг — замечательный. не соскучишься. гордость уязвленную или задетое самолюбие не простит никогда, помнить будет вечно. мстит и мудачит сону понемногу, так, чтобы в глазах посторонних по-прежнему хорошим парнем оставаться. за себя на рожон никогда не лезет, грудью на амбразуру не рвется, но за друга близкого и в ебало прописать не против, — в поступке этом не столько героизм, сколько мораль, в подворотне какой-то подцепленная. не лучшее, конечно, место, чтобы жизни учиться, но менять что-то поздно: сону на собственной шкуре познал, что кидать братков нехорошо, за чужими девушками увиваться — тоже. чему мамка научить не смогла, тому научили ребята соседские. ценный жизненный опыт, заключенный в разбитой губе и синяке под глазом. на такие грабли наступать дважды не хочется, не совсем дурак же. с годами сону приобретает если не мудрость, то хотя бы осторожность, начиная косячить не так откровенно. может, годам к тридцати от юношеской спеси и глупости сону не останется и следа, но сейчас у него буквально на лбу алыми буквами выведено «слабоумие и отвага» — не то девиз подростковых лет, не то диагноз на всю жизнь.

связь:

0

7

цзы юй
нужно быть благодарной, чувствовать благоговейный трепет перед отцом, давшим ей, кажется, все. цзыюй слишком хорошо воспитана, чтобы наплевать на четко установленную в семье иерархию и вслух высказать то, что гложет изнутри, – золотая ложка во рту обошлась слишком дорого, ведь взамен пришлось безвозвратно отдать часть юности благоухающей. крупные вложения порождают большие ожидания, и цзыюй вынуждена соответствовать: неплохо учиться, воплощать в жизнь чужие детские мечты. она неглупая, но родители закономерно делают ставку на внешность, потому что девочки должны быть красивыми. цзы тратит годы на осознание того, что она никому ничего не должна, но конечный результат того стоит. безропотное послушание вымывается из крови медленно, но верно, уступая место хаотичному коктейлю из упрямства и незыблемой уверенности в своей правоте.

прорезавшийся характер лишь ненадолго становится камнем преткновения. цзыюй удивительно хорошо противится юношескому максимализму и сохраняет веру в авторитеты. она учится лишь отстаивать свое мнение, а не насмехаться над чужим.

шестнадцать ударяют под дых жаждой впечатлений. в груди тянет от желания прикоснуться к тому, что с детства под строгим запретом: у цзы в крови любопытство и бесстрашие намешаны в пропорциях один к одному, и ветер ласково в спину подталкивает, позволяет сделать шаг ближе к глупостям и безрассудству, присущих возрасту. мысли в голове фейерверками праздничными взрываются, неожиданно и с грохотом, когда свобода впервые ноздри щекотит, позволяя в неизведанный омут с головой окунуться. виноватый взгляд, зацепка на темных колготках и мама, пожалуйста, не ругайся, все хорошо. цзыюй на пороге появляется чуть пьяной и по-настоящему счастливой, за спиной – ворох впечатлений, греющих душу и сжигающих сердце дотла, и ни капли сожалений. упала, встала, пошла. цзыюй зубы сводит от злости, когда ее в шутку хрупкой называют, хрустальной. под тонкой, беззащитной кожей сокрыты стальной хребет и алмазная душа – ни ранишь, ни заденешь даже при всем желании.
опыта горького столько, что язык немеет от избытка вкуса; соленые слезы иногда в качестве разнообразия.

двух лет оказывается достаточно, чтобы даже веселье приелось.
цзыюй резко просыпается, чувствуя, как тело сводит от иррационального, неоправданного страха; она чувствует, что теряет время.

это лишь с натяжкой можно охарактеризовать как плыть по течению. цзыюй не чувствует движения, перемен; она дрейфует в крошечном водоеме и силится убедить себя в том, что мерзкое, назойливое чувство, липко осевшее в легких, не имеет ничего общего с тоской или скукой.

она ловит себя на мысли, что все вокруг горят мечтами. пусть даже глупыми, неосуществимыми – плевать, потому что огонь в глазах абсолютно каждого преображает до неузнаваемости. цзыюй тонет в неловком молчании, когда речь заходит о ее стремлениях. череда слишком ярких дней не позволяла сесть и задуматься; школа тянулась год за годом и казалась бесконечной, позволяя отложить волнения на потом. как оказалось, этому потом свойственно наступать очень неожиданно. сваливаться на голову даже не снегом, а ледяным дождем, – страх перед будущим заставляет одежду неприятно липнуть к телу, а неопределенность пугает до мелких мурашек вдоль позвоночника.

цзыюй думает, что если прежде она плыла по течению, то теперь ее определенно вынесло к скалам.
и если пытаться взять жизнь в свои руки, то когда, если не сейчас?

поездка в мокпо должна была стать передышкой, возможностью побыть наедине с самой собой; родители надеялись, что обратно цзыюй вернется хотя бы с минимальным осознанием того, куда ей хочется двигаться дальше. не сказать, что средние оценки открывают путь в лучшие учебные заведения, но идея отправить дочь заграницу кажется отцу цзыюй крайне соблазнительной. штаты дышат свободой и манят отсутствием родительских рамок, запретов, – хочется согласиться без лишних вопросов, но страх поспешить, сделать необдуманный шаг заставляет трижды подумать.
у цзыюй рейс мокпо-шанхай послезавтра, а сегодня – чужая рука на запястье и восторженная речь на непонятном языке. цзы смотрит сверху вниз с тщательно скрываемой паникой и пытается отделаться от навязчивой девушки поскорее; щебечет на родном китайском что-то и не к месту вставляет заученные корейские фразы (мать настояла на зазубривании некоторых страниц разговорника, но вряд ли «я ищу гостиницу» и «можно, пожалуйста, счет» как-то помогут в данной ситуации). проблема языкового барьера решается спустя несколько минут, когда незнакомая девушка предлагает использовать онлайн переводчик – цзыюй чужое предложение принимает за очередную аферу, но почему-то соглашается попробовать.

спустя полторы недели у цзыюй оказывается на руках один сгоревший билет до шанхая и слабая вера в то, что она наконец нашла свое подобие мечты.

0

8

ричи тозиер
когда на одной чаше весов оказывается намек на богатый внутренний мир и интеллигентность (читай: воспитанность, тактичность, инстинкт самосохранения и наличие мозгов в нужном количестве), а на другой — шутки про твою мамашу, ричи неизменно выбирает второе. почему? да потому что твоя мамка настолько жирная, что перевесить ее может, разве что, джабба хатт или количество таблеток, которые эдди умудряется сожрать в течение года.

ричи, в общем-то, и не претендует на гениальность. определенно не герой своего времени и даже не мамина радость или папина гордость. тот первый блин, который и не комом вовсе, но теста рецепт похерен местами. на любителя, если честно. низкие стандарты или извращенные вкусовые пристрастия — как знать, но ричи все-таки голосует за второй вариант (как сыр с плесенью или пицца с ананасами). он, в конце концов, чертовски хорош: отменное чувство юмора как залог успеха не только среди женщин, но и по жизни в принципе. одним фееричным плюсом старается компенсировать уже откровенные проебы в почти сформировавшемся характере и прикрыть зарождающиеся подростковые комплексы. получается с переменным успехом, но лузерам приходится терпеть, а родителям в принципе деваться некуда. удивительно, но отношения и с первыми, и со вторыми ричи умудряется поддерживать в терпимом состоянии, — нет ожидаемых оваций после каждой пламенной речи или затейливой шутехи, но и не гонят к черту (а ведь могли бы).

проблемы ричи в большинстве своем из завышенных ожиданий и любви попиздеть рождаются: язык не только без костей, но еще и без малейших фильтров. говорит, но не думает; говорит и быстро делает ноги, пока не огреб вполне заслуженно. он в свой поток слов ненамеренно вливает ложь в разных количествах, а потом сам же страдает от этого, — непросто помнить все те разы, где случайно преувеличил, а где и вовсе умышленно напиздел с три короба. ошибки, конечно, случаются, но не фатальные: нет ситуации, из которой ричи бы не выкрутился, использовав все свои сомнительные умения и врожденные таланты (с такими дорога проложена либо в парламент, либо в камеру тюремную, как повезет). родители, замечая неувязки в историях, лишь закатывают глаза и тяжело вздыхают, — ну, он хотя бы не нюхает клей в гараже и не мучает домашних животных.

ричи суждено немало накосячить в своей жизни, оттого детские шалости меркнут на фоне взрослых грешков: не мелкое воровство, а галантность и умение ухаживать за девушкой, — отцовские сигареты он таскает не столько из собственного желания прикоснуться к запретному, сколько из тяги разделить этот момент с бев. симпатия (влюбленность звучит чересчур громко и, будем честны, достаточно неправдоподобно) вообще творит с людьми ужасные вещи, даже если ты преследуешь цель не расположение и сердце завоевать, а просто получить чуточку чужого внимания. та или иная симпатия в мироощущении ричи всегда рассматривалась как повод продемонстрировать, что он не просто подрастающий раздолбай, несущий двадцать четыре на семь всякую дичь, которой редко бывают рады вынужденные слушатели. он, между прочим, и правда неплохой: за друзей и в огонь, и в воду, и трубы медные сдать в металлолом поможет, если на пиво не хватит, — ричи, если бы молчать умел, когда того требует ситуация, мог бы претендовать на звание отличного друга, готового прикрыть с тыла (и, возможно, даже не отпустить по этому поводу гейскую шутку). в действительности же, к сожалению, ричи с переменным успехом становится и напарником по несчастью, и главной его причиной. неистовство и простота всего в основе, — а в нем и первого, и второго с лихвой хватает. дерзость ричи неясно чем обусловлена: может, судьба и вправду его инстинктом самосохранения обделила (и так сойдет), может, он отчего-то в собственной бессмертности и неуязвимости уверен. ему бы рот закрытым удержать лишний раз, и синяки вечером считать не придется. с огнем играется по-детски глупо, даже смотреть стыдно, — тот ребенок, что экспериментальным методом рвется проверить совместимость вилки с розеткой (лишь бы присунуть, ага).

в родителях теплится надежда, что с годами все станет иначе, — больше ответственности, меньше странной и не всегда к месту проявляющейся шутливости. ричи, впрочем, оборачивает то, что некогда было минусами, в плюсы: люди чертовски любят смеяться, но мало кто может похвастаться наличием и доли самоиронии, ричи же ее не занимать. он смеется сам над собой, и ему дружно вторит зал, — было бы приятно, будь все эти шутки целиком и полностью его, а не отредактированные, вычитанные и переформулированные чужими умами и руками.

ричи знает, что над его шутками искренне смеялись лишь там, в дерри.

0

9

сынюн (петухи)
для сынюна каждый пережитый день – еще один повод отпраздновать. эту гаденькую тварь если не убить, то отпиздить хочет добрая половина района, а ведь здоровьем паренек не блещет, так что пара ударов по печени и другим особо нежным местам неминуемо приведут его либо на больничную коечку, либо прямиком в обшитый фиолетовым бархатом гроб. второе, кстати, сынюну даже больше по душе придется, ибо тягу к шику, блеску и лоску в нормальной жизни удовлетворить не выходит, так хоть в последний путь уйдет красиво. ежедневно его окружают лишь куча перьев и вечный гул от нескончаемых криков отца; петушиные бои — это вам не шутки, а серьезный бизнес, пусть и звучит ущербно. пух и перья, лезущие в рот, нос и уши можно простить тупо за то, какой доход они приносят семье кан ежедневно. такими темпами можно и за месяц выбиться в высшие слои общества, да только вот незадача, «крыша» требует свою долю, дрессировщики – свою, и в результате на личные расходы папке с сыном остаются сплошные гроши. а если ваш отец пьет, ребятки, то деньги в собственных руках вам удастся увидеть от силы пару раз в неделю, вот сынюну и не остается ничего другого, кроме как зарабатывать самостоятельно. он и пиццу доставит, и ребенка из детского садика заберет, и собаку выгуляет, лишь бы денег дали. но надо признаться, что делает все это паренек из рук вон плохо: пиццу получайте холодную, ребенок весь в грязи, потому что сынюн не удержал того от прыжка в особенно привлекательную лужу, а собака точно сожрет какую-нибудь хрень, после которой вам еще неделю придется водить ее по ветеринарам. за свои фейлы кан ответственности не несет, лишь пожимает плечами и с типичным для него «ну бывает, чо» выходит за дверь. очень хорошо, если такие маленькие лажи люди замечают не сразу и даже успевают отдать пацану деньги; сынюн потом пропивает их усердно на протяжении недели, поминая добрым словом своих работодателей, а на утро, как из головы окончательно выветрится весь пьяный угар, идет отмаливать грехи свои в ближайшую церквушку. там заодно и отоспаться можно во время очередной службы: пафосные речи священника тянут в сон гораздо сильнее гневного отцовского ора. для сынюна необходимость возвращаться в родной дом всегда была очень отягощающим жизнь обстоятельством, и он бы с радостью свалил оттуда, да только все эти попытки традиционно вели к одним разочарованиям. голубой мечтой парня с самого детства было поступление в полицейскую академию, ведь работать на государство - это хорошо, престижно и стабильно. к тому же, сынюн прекрасно бы смотрелся на переднем сиденье патрульной машины в кепочке, форме и с коробкой пончиков на коленях. работа стража закона всегда представлялась ему именно такой: разъезжаешь себе по улицам города, машешь жезлом направо и налево, предлагаешь сексапильным цыпочкам прокатиться до участка и поиграть там в доброго и злого полицейского. и мигалка. о да, несомненный плюс полицейской работы – это, мать его, мигалка. когда перед тобой расступаются пешеходы и дорогу уступают машины простых смертных, ты чувствуешь себя королем мира, повелителем всего этого сброда. именно об этом из раза в раз думал сынюн, кидая корм очередному озлобленному и бешенному петуху, рвущемуся из клетки на волю, чтобы выклевать омерзительные глазенки его хозяев. да вот только парень в академию не проходит сразу по всем параметрам: и зрение у него чуть ли не минус восемь, и плоскостопие, и дохлый, как жертва бухенвальда, и душонка у него продажная, хоть этого в медицинской карточке и не значится, однако о том, что сынюн родину продаст за золотые зубы можно узнать по одному лишь его взгляду из-под шляпы. вот и выходит, что на полицейской тачке кан гоняет исключительно в компьютерных игрушках или же в реальности, но исключительно сзади, за решеткой, разделяющей офицеров и пойманных ими нарушителей. в участке за свои двадцать три года он бывал такое количество раз, что уже знает по именам детишек всех охранников и воспринимается теми, как родной, ей богу. пятничная ночь без сынюн и его шутех – это неправильная ночь.
контингент лиц, собранных за решеткой поражал своим разнообразием. порою здесь мелькали даже очень интеллигентные люди, но и до них сынюн умудрялся доебаться за пару часов наедине в замкнутом пространстве, чего уж говорить о простой школоте, у которой дерзость в одном месте заиграла и подтолкнула малек похулиганить. таких взбесить проще простого. добыча легкая, а ненависть приятно греет сынюново сердце независимо от того, кто ее воспроизводит. длинный язык вкупе с уверенностью в собственном бессмертии помогли юноше обзавестись парой сотен недоброжелателей уж точно, и по некоторым улицам он до сих пор ходит, озираясь с опаской. кому-то сынюн денег должен, а кого-то просто бесит до дрожи в руках. но с ним ничего не поделаешь, приходится терпеть, потому что на деле-то он и не такой уж дурной паренек. добрый, самоотверженный даже, правда честный чересчур, за что и получает изо дня в день.

0

10

слепой ёндже
попридержите свою жалость. от нее ёндже уже тошно. на протяжении всей жизни люди только и делали, что грустно вздыхали, узнав о тяжкой судьбе паренька. да ему, по большей части, плевать. если ты на свет появляешься без возможности видеть, то, в принципе, ни о чем и не сожалеешь. да, он не видел ни неба, ни лица собственной матери и не имеет ни малейшего понятия о том, как выглядит сам. ёндже до определенного возраста даже не понимал, что с ним может быть что-то не так; не догадывался о возможности прочих детей не только слышать и осязать, но еще и непосредственно видеть окружающий мир. когда понял, начал безумно завидовать и желать, чтобы всех на свете постигла его участь хоть ненадолго. хотел проучить детей, которые не брали его в свои игры и всячески старались снизить общение с ёндже, будто тот был прокаженным.
единственным другом у мальчишки была мать, да только таким не хвастаются. даже немного неловко говорить кому-то, что детство и отрочество он провел в окружении именно этой женщины, готовой посвятить драгоценному ребенку не только свои лучшие годы, но и целую жизнь. из ее уст ёндже узнал о самых романтичных сказочных историях и захватывающих приключениях отважных путешественников, с ней изучал естественные и точные науки. мать была именно тем человеком, который познакомил мальчика с магией слова, с его возможностью приободрить, рассмешить и вселить уверенность в собственных силах.
постепенно в жизнь парня вошла еще одна леди, готовая безвозмездно дарить теплоту и свою любовь. ёндже от этого было даже неловко. за годы общения с одной лишь матерью его умение строить какие-либо дружеские отношения со сверстниками практически атрофировалось. для них он был скорее легкой мишенью для насмешек; тем, кто никогда не даст сдачи. трудно даже представить слепого в бою, одни лишь мысли об этом заставляли ребят от души посмеяться. эта девушка никогда не говорила прямо о том, что стоит дать хулиганам по роже, но с каждым днем мало-помалу взращивала в ёндже убежденность в том, что он ни капли не хуже, не слабее. и это чувство собственной внутренней силы в один прекрасный день позволило парню наконец-то дать отпор; свои разбитые костяшки и рассеченную губу он холил и лелеял, чуть ли не ежедневно прокручивая в голове ощущения, которые испытал во время первого удара. что-то сладко хрустнуло, а потом он впервые почувствовал на своей коже чужую кровь. тогда он ввязался в драку в первый и последний раз; как оказалось, этого было достаточно, чтобы соседское хулиганье отстало от него навсегда. девушка говорила, что безумно горда за него; ёндже пообещал себе, что станет для нее кем-то вроде рыцаря из маминых сказок, для которого море по колено и горы по плечу.
со временем пыл и юношеская спесь поутихли, он больше не старается выглядеть в глазах той девушки героем. нет, не потому что стал относиться к ней как-то иначе. в конце концов, такое бескрайнее чувство благодарности он испытывал разве что к матери. он просто желает выглядеть хорошим человеком в глазах двух самых дорогих ему людей, а для этого ёндже пытается спасать жизни. пытается, потому что он не хренов господь бог, и далеко не каждому идиоту с суицидальными наклонностями можно помочь. печально, но большинство тех, кто позвонил по телефону доверия, он люто ненавидит. люди придумывают себе миллион якобы ужаснейших проблем, дабы оправдать собственную бесхребетность и разгильдяйство. это жутко для человека его профессии, но порою яд с языка чуть ли не капает на рабочий стол, когда приходится в очередной раз выслушивать про измену жене не по собственной воли, а лишь потому что секретарша одевается чересчур вызывающе. хочется спросить о том, что значит это пресловутое «вызывающе», но приходится терпеливо слушать и мысленно пролистывать рабочий справочник, выискивая наиболее подходящие слова утешения. ёндже будто не консультант, а полноправный священник, отпускающий грехи даже без необходимости утруждать себя походом в церковь.
магия слов, в которую он свято верил в детстве, исчезла; теперь он понимает, что даже для успокоения людских душ достаточно пользоваться заранее заготовленными шаблонами. на этой работе ни разу не приветствуется импровизация вне зависимости от ситуации, но если другим это зачастую прощается, то ему текст фраз менять строго-настрого запрещено. как-то раз один знакомый, дойдя до определенной кондиции, наконец позволил настоящим и честным мыслям всплыть наружу, заявив о том, что лучше бы ёндже был немым, а не слепым. любовь к голой правде в качестве профессиональной болезни. если по двенадцать часов в сутки ему запрещено говорить о том, что думаешь или чувствуешь на самом деле, то в свободное от работы время язык чувствует себя совершенно свободно, позволяя направо и налево разбрасываться пресловутой истиной, которую окружающие отказываются воспринимать от слова совсем.
порой ёндже даже удивляется, как его люди терпят по несколько лет, даже не жалуясь на острый язык или полнейшее отсутствие тактичности. парня ненавидит местная пиццерия за чрезмерную требовательность к сервису, но он, тем не менее, продолжает туда ходить и даже выучил дорогу вплоть до каждого камешка; его на дух не переносит сварливая соседка сверху из-за частых жалоб на шум по ночам – повышенный слух улавливает самые тихие звуки, а шаги старушки не приглушают даже тапки.

0

11

ренджун
ренджун — закономерное и естественное явление, порожденное временем и местом. дитя своей страны, впитавший в себя лучшие и худшие качества не только своего народа, но и поколения в целом.
ренджун создан из свободолюбия и жажды перемен, витающих в воздухе и оседающих навязчивыми идеями где-то внутри тебя. идеями, которым предначертано остаться пустым отзвуком и слабым огоньком, теплящемся в юных сердцах. судьба порой бывает иронична и насмешлива — поколение, которому суждено было творить великие вещи и открывать нечто новое не только для себя, но и для целого мира, наперекор всему растрачивало попусту свои силы и время. диванные философы, комнатные революционеры, самопровозглашенные музыканты и художники, писаки, искажающие истину в угоду своей собственной правде. множество разговоров и практически ноль действий. ренджун вовлечен в это буйство красок и столкновение двух миров ровно столько же, сколько и остальные: горящие глаза, пламенные речи и святая вера в светлое будущее, созданное собственными руками, но дальше — пустота. этим детям хочется стать особенными и светить так ярко, как только это возможно, но что-то всегда оказывается сильнее них. невыполненные обещания, громкие слова, не подкрепленные абсолютно ничем, разочарование и минуты раздумий. каждый день донельзя схож с предыдущим, и эта череда попыток кажется бесконечной, но отнюдь не бесполезной. завтра будет лучше, чем вчера. поколение ренджуна учили наслаждаться сегодняшним днем и работать ради блага завтрашнего, но даже с этим, пожалуй, они не справились. этот корабль давно лишился (или же не имел вовсе) светлой головы за штурвалом и день за днем лишь сильнее приближался к своей роковой скале или айсбергу. рано или поздно он пойдет ко дну, но зато как пойдет: с улыбками на лицах пассажиров и веселой музыкой в каютах. ренджуну кажется, что он тоже готов пожертвовать абсолютно всем ради достойной идеи и красивой эпитафии.
к тому же, история простит их ошибки. триумфы и падения, хорошие и плохие воспоминания, войны и истории любви — все будет забыто и стерто в пыль, как только это поколение умрет. ренджуна эта мысль отчасти радует: ему отчаянно хочется запомниться миру чем-нибудь прекрасным, подарить ему что-нибудь действительно нужное и важное, но если не получится, то, по крайней мере, он не останется навечно неудачником. мать не устает утверждать, что всему виной переходный возраст и юношеский максимализм. в его годы каждый мнит себя созданным для чего-то большего, но далеко не всегда это правда. ренджун не верит в предназначение и предопределенную судьбу, он верит в себя. не всегда, конечно, но все-таки. его жизнь состоит из десятка часов, которые невозможно забыть, и это абсолютно точно дело рук самого ренджуна, а не простое следование чьей-то задумке.
мертвые валлийские короли, пчелы-роботы и магия, скрытая в мелочах — только попросите, и ренджун с удовольствием расскажет вам не только об этих вещах, но и о множестве других. дьявол кроется в деталях, а удивительное встречается на каждом шагу. воображение, не угасшее с возрастом, рисует для ренджуна мир по-своему, и порой ему попросту не хватает нужных слов, чтобы описать его. ренджун любит сочетание вкусов свежих фруктов и холодной от мороза карамели, скрип качелей в общественном парке, приглушенный в целях экономии свет фонарей и людей, напевающих себе под нос — слишком много замечательных вещей вокруг, и далеко не каждое чувство, вспыхивающее в душе, можно выразить словами. миру чертовски необходим новый язык, понятный абсолютно всем, чтобы делиться подобными моментами.
ренджун часто стесняется заговаривать первым и тщательно прощупывает почву, прежде чем начать общение свободное и легкое, поэтому и выглядит заторможенным и молчаливым. задняя парта, заикающаяся речь и уморительное слово «неудачник», которым были исписаны практически все тетради — ренджуну кажется, что он оставил все это в прошлом, но страх вновь оказаться тем самым странным ребенком сковывает по рукам и ногам. он выбирался из этой ямы со слезами на глазах и плотно сжатыми губами, до боли впиваясь пальцами в сухую почву и хватаясь за каждый торчащий наружу корень, и возвращаться обратно намерен не был. дети, конечно, жестокие создания, но с возрастом они меняются мало — лишь становятся умнее и учатся издеваться не так откровенно. ренджун тоже не дурак, а детская наивность почти вымылась из организма вместе с литрами пролитых ранее слез. он почти не держит обиду на людей, омрачивших его взросление, но предусмотрительно теперь держится в стороне, оберегая свои чувства и израненное не по годам сердце. мальчик, не любящий полагаться на других и научившийся самостоятельно (пытаться) справляться со своими проблемами. большой ребенок, опутанный собственными комплексами и затерявшийся в пестрых мечтах. время течет одинаково для всех поколений, позволяя им разобраться в себе и щедро предоставляя второй, третий и десятый шанс исправиться, — ренджун бережливый, к счастью, за свои годы он растратил их не так много, оттого и не боится совершать ошибки одну за другой.

0

12

джехён (иствейв)
если слова о том, что ничто не горит лучше, чем мечты, в действительности не являются пустым звуком, то даже самая суровая зима не грозит джехёну обморожением. если смерть, то только от голода: за спиной у него кострище масштабов невиданных, словно святой огонь инквизиции, и пламя это беснуется без продыху и жалит языками бессовестно, — такому никакой мороз нипочем.

у джехёна фактически собственный «клуб 27», ставший последним пристанищем для несбывшихся желаний и неудачных стремлений. ему бы траур носить не снимая по всем тем людям, которыми он не стал, по всем судьбам, что на себя примерял, да только размер не подошел. простить себя за все упущенные возможности не удается, зато винить — да пожалуйста. ноги в бетоне не так способствуют утоплению, как неуверенность в себе. борется с этой напастью джехён с переменным успехом и исключительно собственными силами: слова извне, хвалебные или нет, он встречает скептично и равнодушно, — никто не скажет ему того, что он еще не успел сказать себе сам.

в голове голосом матери по сей день звучат прописные истины, справедливость коих в детстве он и не думал ставить под сомнение. слушал и запоминал, признавая чужой авторитет. джехён усвоил, что он, по сути, ничем не лучше других. чудес не бывает. музыка никогда не прокормит, но вместо этого без труда погубит. страсти — разрушают, а неумение думать головой неизменно приводит к печальному концу. конечно, ты можешь мечтать, но не следует заходить в этом слишком далеко. главное — оставаться реалистом. дисклеймер: не ожидай от жизни слишком многого. или не ожидай вообще ничего. серость и обыденность матери казались джехёну именно тем, что разграничивает взрослых и детей. безразличие плюс усталость как отличительный знак тех, кто поборол в себе ребяческое начало и стал полноправным членом общества. картинка вырисовывается жуткая, но в глазах ребенка — единственно правильная. джехён должен был стать идеальным сыном, каменной стеной и надежной опорой, но презрительное ты так похож на своего отца сродни клейму на лбу. к несчастью, утверждение это он не может ни подтвердить, ни опровергнуть: сколько джехён себя помнил, рядом с ним была лишь мать, вспоминавшая о бывшем супруге с неохотой и легкой злобой. ветер в голове, отсутствие твердой земли под ногами и смутное представление о том, как устроен мир, были вечными спутниками отцовского образа, списанного со слов матери. джехён не такой вовсе, но его непрактичные хобби и сгустки мыслей, отдаленных от мира настоящего, реального, в глазах матери ставили на нем крест.

раздраженное не улыбайся, ты выглядишь как пятилетний ребенок слышится откуда-то сбоку. джехён послушно поджимает губы и стирает улыбку со своего лица, по привычке поправляя очки, — последняя фотография на память о средней школе, и среди десятка счастливых выпускников лишь один глядит в кадр серьезно. якобы по-взрослому. отношения между джехёном и матерью постепенно становились гораздо глубже, чем просто любовь или ненависть — здесь брала свое начало череда беспощадных и продолжительных сражений, холодных войн, протекающих в четырех стенах. не переходный возраст, а укрепившийся хребет: джехёна называют неблагодарным сыном и самой большой ошибкой в жизни за немой отказ подчиняться беспрекословно. различия между ними настолько очевидны, что бросаются в глаза незамедлительно. ощущение, будто джехён не воспитывался ею, а рос самостоятельно, впитывая лишь то, что казалось ему верным. в штыки воспринимались абсолютно все его убеждения, не схожие с уже навязанными, и свое право на каждое из них джехён упорно отстаивал, — не криками, а молчаливыми действиями. он никогда не уходил из дома, театрально хлопнув дверью, но не раз запирался в себе, игнорируя чужое присутствие. обстановка редко накалялась добела, чаще всего попросту держала в подвешенном состоянии, и иногда джехёну казалось, что мать нарочно искала повод для очередного скандала.

о том, что джехён попадает в школьную рок-группу, мать узнает случайно и далеко не сразу: среди подросткового бардака в мальчишеской комнате находит нелепые черно-белые афиши, напечатанные на школьном принтере, и отчего-то решает с грядущим скандалом подождать. этот отрезок времени в старшей школе джехён с чистой совестью может назвать лучшим в своей жизни. их группа была полным отстоем, хуже некуда: они не раз ссорились, выбирая песни для каверов, а вокалист с трудом вытягивал даже самые простенькие из них, но тем не менее они могли гордо называться семьей. семьей, в которой тебя будут любить даже в том случае, если ты лох последний. у джехёна не спрашивали, умеет ли он играть: его недо-прослушивание закончилось на вопросе про любимое пиво, после которого был вынесен единогласный вердикт «нормас, пойдет». оно и к лучшему. на тот момент джехён гитару только держать умел правильно, да и то делал это чертовски неуверенно и робко, будто бы боялся развалить ее на части одним неловким касанием. однако время шло, и на закате жизни этой несуразной школьной самодеятельности джехён умел не только на гитаре играть, но и пиво с соджу мешать в идеальных пропорциях.

время для разборок наступает внезапно: парень случайно проваливает тест, и мать не теряет возможности обвинить во всем музыку, погубившую сначала джехёнового отца, а теперь взявшуюся за него самого. гитара оказывается на помойке вместе с громогласным обещанием, что джехён — следующий, потому что мне нужен сын, а не будущий наркоман и пьяница. сбегать из дома в семнадцать лет — нутакое, и джехён здраво оценивает свои возможности. он больше не вступает с матерью в конфронтацию, а постепенно и уверенно вычеркивает ее из своей жизни, готовясь попрощаться раз и навсегда. им будет проще по отдельности.

джехён не ищет университет и не планирует там оказаться по доброй воле. он ставит мать перед фактом, а потом сваливает на полтора месяца к лучшему другу, с которым когда-то мечтал вдвоем вынырнуть во взрослую жизнь. у того, правда, смелости не хватает, а самостоятельность во всем наводит ужас, но джехёна приютить он соглашается. потом — помогает с работой и искренне радуется за успехи друга, продолжая сидеть на родительской шее. джехён его не осуждает, но себе подобной жизни не желает. он съезжает на квартиру поменьше, зато свою, и очень гордится каждым ее квадратным метром, арендуемым на его кровные. главная проблема джехёновой самостоятельной и одинокой жизни проявляется в первую же ночь, — когда выключается свет, квартиру полностью поглощают мрак и тишина, и от этого становится не по себе. не детские страхи, а взрослое одиночество. джехён решает эту проблему, возможно, самым глупым образом, решая завести себе товарища по жилплощади: спеша на работу, он случайно заглядывает в витрину зоомагазина и залипает на глазастой рыбе размером с кулак, бездумно открывающей и закрывающей свой рот. любовь с первого взгляда, — шутит джехён, когда заходит речь о его несчастной рыбине. собеседник из нее, конечно, так себе, но зато аквариум вполне дружелюбно булькет двадцать четыре на семь и переливается всеми цветами радуги вместо ночника. говорят, с возрастом заводить новых друзей становится все труднее, но с этим бастардом посейдона джехён находит общий язык на удивление быстро.

0

13


пак ༄ уджин
[ http://park_woojin.kr/index.php?17=школьник ]
пусан, свободен, бисексуален
http://sa.uploads.ru/JiB9e.png  http://s5.uploads.ru/LQBXj.png  http://s8.uploads.ru/u5Pz2.png  http://s3.uploads.ru/CjsWc.png

уджин штормовой очень. буря грозовая, наблюдать издалека за которой — одно удовольствие. капли холодные, раскаты громовые, молнии блеск. тебя мало касается, но глаз радует.

с детства сорняком рос, назло и вопреки. звезд с неба не хватал, в первые ряды не выбивался, но и потопить себя не давал, барахтался до последнего. стоял зачастую особняком, в тени держался. не потому что вы меня не принимаете, а потому что я сам к вам не подхожу. друзей — единицы, но за них и в огонь, и в воду. уджин выбор делает в пользу качества, а не количества. разделение на своих и чужих четкое, уверенное; мир — черное и белое; либо мое, либо твое. его видение жизни отрицает полумеры и золотые середины. все или ничего. желаемое из чужой пасти силой вырвет, когтями по коже нежной пройдется безжалостно. у него азарт в крови плещется перманентно: на глупости толкает необдуманные, слова выбивает случайные. уджин гордо шишки по жизни собирает, без сожалений кровь с губы разбитой слизывает и почти не матерится, когда перекись ссадины жжет, потому что заслужил. не так часто бит бывает, сколько сам себя калечит по дурости: не смотрит под ноги, не глядит по сторонам, переходя дорогу, лезет туда, куда не следовало бы. детское любопытство, перерастающее в подростковую тягу к саморазрушению.

кусаться учится раньше времени. клыки режутся, крови требуют. уджин тянется настойчиво к тем, от кого просят подальше держаться. его друзей называют плохой компанией, но уджин видит лишь честность в сердцах светлых и раны едва затянувшиеся. они здесь одинаково побитые, озлобленные, чуда втайне ждущие. уджин учится не осуждать, понимает, что на все есть свои причины. он в жизни чужие не лезет, в свою тоже не пускает. проблемы все внутри покоятся, потому что другим неинтересно, а самому — страшно. разногласий с миром всегда было меньше, чем с самим собой. в нем смятение безвылазно живет, сомнения и сотни мелких переживаний в разные стороны тянут. уджин не помнит, кем в детстве стать мечтал: космонавт, врач, просто человек хороший — все не то. его желания меняются стремительно, исчезают, не успев исполниться, стираются из памяти бесследно. он зацепиться пытается хотя бы за одно — безнадежно.

единственная сестра пятном светлым в жизни видится, солнцем ярким, обжигающим. волкам, конечно, луна ближе, но это исключение. уджин любит ее больше, чем себя самого. предан как пес настоящий: ходит вокруг, клыки скалит и рычит, разорвать любого готовый, мордой в ладони протянутые тычется ласково, просит никогда не оставлять. привязанность болезненная, выросшая с ними вместе, частью неотъемлемой ставшая. лишиться — все равно что от себя кусок оторвать. она старше, и уджин читает это как умнее, мудрее, значимее. только ее слова вес имеют, пустым звуком не становятся. голос мягкий в душу вгрызается не хуже пасти волчьей. здесь хрупкая нежность против тихой ярости; ласка наперекор желанию хребет чей-нибудь переломать. их проклятье — возраст и амбиции; уджин один остается, когда сестра вслед за мечтой срывается. она обещает звонить и пытается обнять на прощание, но в ответ лишь рычание тихое слышит и ловит взгляд сверкающий, — там пламени языки кусаются и жалятся, там горечь псины покинутой скрыта. юношеский максимализм вбивает в уджинову голову слово “предательство” и уверяет, что никто не останется рядом навечно.

первый год порознь пропитан злобой. уджину даже одиннадцати нет, а в нем ненависти уже на весь мир хватит с головой. он огрызается в лицо каждому, кто подойти осмелится, живет наперекор советам и указам. он взращивает в себе все самое мерзкое, чтобы любовь к сестре увяла попросту в болоте этом, но та безбожно живучей оказывается. цветет и пахнет, душит, заставляет ночи бессонные проводить с телефоном в руках, — уджин на ее фотографии смотрит, невольно чужой улыбке отвечает, губы кривя, не может простое привет из себя выдавить. он думает, что это мужество и гордость непоколебимая, на деле — глупость мальчишеская. уджину четырнадцать, и он впервые пробует на вкус раскаяние. горько, но терпимо. взрослее на четыре с лишним года, выше на полголовы. тяга возводить все в абсолюты не исчезает, но собственные поступки теперь с иного ракурса видятся. волк внутри в пса бродячего обращается, хвост стыдливо поджимает, но по-прежнему ни шага вперед сделать не может, — вину свою чувствует слишком остро, думает, что не имеет права назад возвращаться, обратно в объятия теплые проситься.

она появляется так же неожиданно, как и исчезает. уджин в тот день домой возвращается перед рассветом самым, расслабленный и пьяный, с привкусом чужого языка во рту, — у него юности расцвет, ярость и любовь попеременно до краев самых заполняют, но взгляд лишь один на сестру возвращает на несколько лет назад, где снова детство и боль тупая, угнетающая. уджин приветствие выплевывает буквально, в коридоре с ней столкнувшись, и в комнате своей до обеда запирается. мужества меньше, чем спеси дикой, и собирать его воедино долго приходится. уджин держится на расстоянии нескольких метров, не верит своим глазам и боится, что судьба вновь его наебывает. они друг друга фактически не знают — уджин вырос, она повзрослела. разные миры, характеры, взгляды. уджин в ее глазах мальчишка до сих пор, родной и знакомый, безобидный по-прежнему, ведь бросаться привык на посторонних только; она в его глазах — чужая почти, будто не родная вовсе, но все такая же понимающая в действительности. в поведении уджина читается немая просьба немного времени дать. им привыкнуть нужно заново, освоиться, и лишь потом границы бесстрашно пересекать.

0

14

он сону (медик)
первыми с тонущего корабля бегут крысы. сону себя с этим животным никогда не ассоциировал и с трудом находил общие черты, а вот отец — напротив. собственно, под аккомпанемент этого незамысловатого ругательства он и ретировался из дома, как только родительский брак дал первые крупные трещины, обнажая давно скрываемую неприязнь, которую до сих пор лишь чудом удавалось глушить самообманом и попыткой строить отношения если не на любви, то хотя бы на чувстве привязанности. финита ля комедия, как говорится, шалость ни коем образом не удалась, а участвовать в семейных разборках сону хочется в последнюю очередь. времена игры «кого ты любишь сильнее: маму или папу?» давно должны были кануть в лету, больше на этот дешевый развод он не поведется, — отныне сколько ни спрашивай, сону будет уверенно отвечать «себя».
он шестнадцать с лишним лет жил для кого угодно, но только не для самого себя: отличные оценки и внеклассные занятия, чтобы мама могла лишний раз упомянуть об успехах своего отпрыска, ни одного пропущенного урока физкультуры, чтобы отец не волновался о том, что его сын рискует вырасти слабаком. попытки сону раскрыть в себе хоть один талант на радость родителям не увенчались успехом ни разу ровно до тех пор, пока он не осознал, что его призвание — выживать. кто-то прекрасно рисует или умножает в голове трехзначные числа, кто-то бегает с нечеловеческой скоростью или сочиняет музыку, создавая нечто из ничего, а сону виртуозно умеет функционировать третьи сутки подряд без сна, систематически забывая поесть, и учиться по двадцать пять часов в сутки. он, может, и не одаренный, но чертовски упрямый. это качество в их семье либо передается на генетическом уровне, либо воспитывается с малых лет. по крайней мере, сколько сону себя помнит, первостепенным импульсом всех его начинаний были упорство и желание всем что-то доказать.
деньги и время — мера всего, и сону абсолютно не способен тратить впустую ни первое, ни второе. он умеет работать, но не умеет расслабляться; достигает высот, но никогда не чувствует удовлетворения. сону живет ради абстрактного завтра, которое почему-то не наступает. ждет дня, когда будет по-настоящему счастлив. синдром отложенной жизни, отравивший разум и тело, кажется, не искоренить ничем.
привычка — вторая натура, и, к счастью, вкалывать на благо собственного светлого будущего и настоящего не так плохо, как, например, спускать последние деньги в казино «вулкан» или играться со ставками на спорт в какой-нибудь букмекерской конторе. к азартным играм сону в принципе относится равнодушно, потому что не верит в удачу или счастливое стечение обстоятельств. верхние места в учебных рейтингах, награды за школьные научные выставки и хвалебные рекомендации от учителей — это результат работы его, сону, рук и мозгов, а вовсе не щедрый дар свыше. сону никогда не рискует и чувствует себя беспокойно, если шансы на успех не просчитаны заранее. затраченные усилия и время в итоге должны окупаться, а не запечатлеваться в памяти собственными промахами и неудачами. сожаления об упущенных возможностях и нереализованных планах каждую ночь грызут изнутри, лишая драгоценных часов сна. бодрствовать, когда глаза открыты, сону помогает лишь кофе. неизменно крепкий и сладкий, без молока, чтобы в голову отдавало практически моментально.
список его пагубных привычек и пристрастий, в общем-то, на нездоровой любви к кофеину и заканчивается. отношения с алкоголем и курением у сону как-то не заладились: он никогда не был особенно хорош во лжи и попытках что-либо скрыть, поэтому с сигаретами в руках наверняка бы попался отцу на глаза в первый же день. однако к красному вину сону питает нежные и трепетные чувства, уважая красоту цвета и изящество формы, и неосознанно ассоциирует его с матерью. в детстве он не раз заставал ее наедине с полупустой бутылкой и всегда удивлялся тому, как эта женщина умудрялась превращать любую новость в повод снова прикоснуться к спиртному. поначалу сону искренне радовался тому, с каким энтузиазмом мать рвалась отметить каждую его пятерку и полученную от преподавателей похвалу, и лишь теперь отчетливо понимал, что на деле все было несколько иначе. быть одной из причин развивающегося алкоголизма собственной матери — ну такое, знаете ли.
к счастью, ему хватает ума не винить в этом себя. сону прекрасно осведомлен о всех своих косяках, совершенных за последние лет пятнадцать-двадцать, и за каждый из них готов понести ответственность, но за лажи родителей отвечать не рвется. между их жизнью и своей он провел непереходимую грань, за которой наконец-то смог вдохнуть относительно свободно. между его настоящим и прошлым — несколько часов на автобусе, но это расстояние здорово облегчает жизнь. по сути, годы в старшей школе мало отличались от тех, что он провел в средней и младшей: та же выработанная годами самодисциплина, идеальная посещаемость, те же ночи, проведенные с книгами, и редкие вылазки куда-нибудь с друзьями, чтобы не покрыться мхом и плесенью окончательно. сону, признаться, сам не ожидал, что настолько легко вольется в коллектив. оказалось, он не просто загруженный собственными мыслями чувак с первого ряда, но еще и довольно забавный малый, если ему дать время приспособиться.
два года в стенах старшей школы пролетели чересчур быстро, впереди — последний год учебы и грядущее поступление. сону абсолютно не хочет возвращаться в родной город и продолжать обучение в местном средненьком университете. необходимость вернуться в родительский дом и вовсе угнетает не на шутку. сону знает, что отношения между матерью и отцом за эти годы стали хуже некуда, и стоит ему только появиться на пороге, как он непременно окажется в центре урагана, разрушающего все на своем пути. любой разговор с отцом грозится вылиться в скандал гораздо больших размеров, нежели тот, через который сону пришлось пройти перед отъездом в старшую школу. решение этой проблемы находится удивительно быстро и легко: всего-навсего стоило обмолвиться о нежелании возвращаться в родной город, как среди толпы малознакомых ребят появляется несчастный мечтатель, грезящий сеульским университетом во сне и наяву. сону его мечты не кажутся пустыми, наоборот, он видит их крайне воодушевляющими и заразительными. он в ту же секунду решает, что его путь тоже должен лежать исключительно в столицу.
у сону вообще-то своих собственных амбиций вагон и маленькая тележка: он планирует попасть в медицинский, выпуститься с отличием, пройти стажировку в какой-нибудь клинике и, возможно, в ней же потом и закрепиться, начав потихоньку выстраивать априори успешную карьеру, — следовать намеченному курсу без отклонений непросто, к сожалению. изумительные оценки по-прежнему оказываются дороже сна и еды. сону боится на уроках элементарно моргнуть, потому что чувствует, как дико его рубит сутки напролет. он по привычке закидывается кофе и неожиданно для себя становится более нервным, раздражительным, огрызается на соседа по комнате и постоянно просит оставить его в покое. ради светлого будущего, кажется, придется пройти через весьма тернистое настоящее.

0

15

http://s5.uploads.ru/X1Kj0.gif http://s8.uploads.ru/rI0fk.gif

цянь кун, 22 года
мокпо; 01 янв.; студент заочного отделения // подрабатывает в магазине чая и не особо от этого в восторге; бисексуален; не женат; nct

loqiemean – на боль
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • •

есть ли жизнь за пределами вселенной, существуют ли где-либо более разумные популяции и что будет с миром через несколько сотен или тысяч лет? – кун задавался этими вопросами лет с двенадцати, если не раньше, и искренне раздражался, когда недалекая мать не могла удовлетворить детское любопытство. просторы интернета – не для серфинга сомнительных сайтов, где обещают максимальное веселье бесплатно, без регистрации и смс, а для учебы. кун скучный по всем меркам: любит читать и учиться, не привык трепаться и перманентно жаждет остаться наедине с собой. он ищет на ютубе ролики по склейке самодельных космолетов к научной выставке или уроку физики, а не гуглит мемы или изображения с возрастным ограничением.

кун не помнит, как десяток лет между тобой – увлеченным мальчишкой – и тобой нынешним казались тогда чем-то далёким, необъятно большим. кун бы махнул рукой и сказал, что время идёт слишком медленно, но не смог бы, занятый откручиванием болта от велосипедной рамы отверткой. но время сыплется, словно песок сквозь пальцы, и от него прежнего не остается и следа; с былыми детскими увлечениями отныне связывает лишь бесконечная любовь к научной фантастике и нависшая мрачным облаком скорая сессия. лежащую к физике душу и стремящееся в небо сердце кун меняет на место на астрономическом факультете. идеальный выбор для человека, готового всю жизнь о свободой кассе шутить, но не готового потратить несколько лет на изучение информации, которая не заставляет в процессе усвоения сердце трепетать.

цянь кун – ребёнок двадцать первого века – выглядит хронически уставшим, хронически отрешённым и хронически ненавидящим весь этот мир, каждый день бросая ему вызов и гордо поднимая вверх средний палец, совершенно забывая о том, как когда-то в детстве обещал быть воспитанным и ни в коем случае не выражаться. сейчас бы рассмеяться тем временам в лицо, будто бы оно у них есть. и проще ведь сказать резкое-веское нет всему и всем вокруг, чем давать ложные надежды, что когда-то появится на это всё свободное время, что когда-то исчезнет эта болезненная озабоченность собственным будущим и раздражающая привычка задумываться о нем чересчур часто, утопая в искусственном отчаянии и безысходности. кун сгущает краски и преувеличивает количество темных пятен; удивительно, что учеба не накладывает свой отпечаток, не появляется закономерная убежденность в том, что ничего не имеет смысла – люди как пыль, едва заметная и абсолютно неважная, и вселенной абсолютно плевать на то, как они живет человечество и какие дурости вытворяют отдельные его представители. кун не может словить космический дзен, и продолжает упорно задумываться о последствиях своих действий едва ли не каждую минуту.

думает он и впрямь слишком много. о том, какой есть на самом деле; о том, правильно ли живет; о том, что должен всем вокруг безмерно – родителям, конечно же, в первую очередь – за всевозможные курсы, дурацкие гаджеты и прочие радости модерна двадцать первого века; друзьям – или другу? – за то, что они терпят тебя таким – угрюмым, заносчивым и с шутками невпопад, везде и всюду со своим мнением, которое, боже, кун, не сдалось на деле никому, захлопнись, пожалуйста; а ещё тому случайному встречному, что придержал дверь на выходе из супермаркета, автобусу, что доехал вовремя до нужной остановки, и… абсурд. хватит, перестань.

куну кажется, что он слишком много размышляет о вещах, о которых принято забывать почти сразу. куна встряхнуть хочется, мол, очнись, все, что кажется тебе катастрофой – в двадцать первом веке всего лишь типичный запрос поисковой строки гугла, решаемый незнакомцами с сайта быстрых ответов. внутренний голос твердит упорно: все придумали до тебя (и для тебя, наслаждайся), ты уверен, что все еще хочешь связать свою жизнь с чем-то вроде науки?

кун пожимает плечами и думает, что единственное, в чем он уверен, это то, что он ни в чем, собственно говоря, и не уверен вовсе. ни в том, что наденет завтра, ни в том, что купит, зайдя в супермаркет всего лишь за клубничным молоком, ни тем более в том, что будешь делать после того, как поставит галочку рядом с очередной выполненной целью в списке, составленном больше из необходимости, нежели из реального желания.

поэтому ты такой?

куну всего двадцать с небольшим, но он выбирает самый отвратительный способ обороняться; так, словно прожил уже всю жизнь – быть колким, наигранно флегматичным мудаком (если честно, не он решил выбрать это определение, всего лишь одногруппники и редкие знакомые, с которыми кун в дружбу пытается, но он с ними, в общем-то, согласен).

куну всего лишь двадцать два, и жизнь – та, что за пределами полок с сайфай и университетскими учебниками – только начинается.
пожалуйста, только задумайся.

0

16

HUANG RENJUN // ХУАН РЕНДЖУН [nct]
а я парень простой – буду им до конца.
не покупаю себе стоник, ношу шапку отца.


http://s3.uploads.ru/Etw9y.png http://s8.uploads.ru/3WjyH.png http://sh.uploads.ru/7oskh.png http://sg.uploads.ru/ctY4E.png
21 // пусан // стример, киберспортсмен // бисексуален // все сложно

ренджун, кажется, соткан из пассивной агрессии и тяжелых вздохов.
о боже, опять. ренджун остервенело долбится пяткой в дверь чужой спальни, привалившись к ней спиной, пусть и знает, что это вряд ли поможет. ебаная какофония из сомнительных дамских вздохов тире стонов и пошлых слов на китайском, английском и корейском, сказанных лукасом вразнобой чисто из желания выебнуться, заставляет лезть на стенку в прямом смысле этого слова в надежде хоть как-то достучаться до конченного брата. их сожительство – мера вынужденная, но подписался на нее ренджун добровольно. не знал ведь, что рано или поздно лукас превратит квартиру в проходной двор, решив водить сюда незнакомых девушек как на экскурсию с приятным сюрпризом в завершение. недовольство ренджуново, признаться честно, не столько высокой моралью порождается, сколько скребущей завистью. лукас красивый до пизды, но тупой – вполне закономерная обратная пропорция, которую, кажется, никто кроме ренджуна и не замечает вовсе. широкие плечи, высокий рост, обаятельная улыбка – сплошные атрибуты всеобщего любимчика, за которые прощают даже не умеющий в фильтрацию речи язык и отрицательный показатель айкью. ренджун отчасти заебался уже исправлять чужие ошибки и выгораживать братца после необдуманно брошенной фразы, пропитанной откровенной желчью и мудизмом. возможно, когда-нибудь их хату по айпи вычислят и тогда им обоим несдобровать, но пока что ренджуновы дипломатия и умение красиво говорить спасают лукаса даже в самой жаркой ситуации. благодарности, конечно, от последнего не дождешься, но родственников не выбирают.
да хуле тебе от меня надо господибоже . . . ренджун лежит головой в стол и агрессивно дышит. в интернетах, конечно, полным-полно токсичных личностей, но чтобы, блять, настолько. это выглядит странно с самого начала – всех когда-либо чморят за якобы кривые пальцы и неудачные ульты, и ренджун, в общем-то, спокойно реагирует на обидное сообщение в чате и даже посмеивается над ним. мелочь, подумаешь. этот случай вскоре благополучно забывается, но возвращается вьетнамским флешбеком в самый неожиданный момент – кто-то из зрителей в чате кидает ссылку на чужой стрим со словами "хэй, смотри, там про тебя говорят". ренджуну повышенный интерес к его скромной персоне слегка льстит, пусть даже чувак с трансляции исходит ядовитыми шуточками в ренджунов адрес. в конце концов, не все способны на вменяемое общение с окружающими (яркий тому пример отсыпается за стеной после бурной ночи), и ренджун по привычке относится к этому весьма снисходительно, кидая в чужой чат лишь загадочную улыбчивую скобку. впрочем, этим самым он подписывает себе приговор, а мудиле по ту сторону экрана дает карт-бланш на свинство. узнавать друг друга они начинают сомнительно – на джемин (спасибо, инфо на твиче) слишком часто чекает ренджунов инстаграм, оставляя едкие комментарии под каждым вторым фото, продолжает упоминать о нем во время трансляций и даже умудряется пару раз подъебать в твиттере. ренджун старается эти выпадки игнорировать, потому что мать учила быть умнее, но в итоге сдается – ощетинивается и включает не меньшую токсичность. ему лень копаться в чужих соцсетях, однако засыпать под джеминовы стримы становится почти привычкой – и врага поближе узнать в процессе можно, и лукаса, к счастью, не слышно.
конфликты в интернетиках редко перерастают в реальные. ренджун и не задумывался о том, что рано или поздно ему придется лицом к лицу столкнуться с человеком, в чате чьего стрима он с работягами-подписчиками дружно запускал гусей.
блять ну почему я такой долбоеб почему . . . хейтить себя, впрочем, не так весело, как лукаса или других третьих лиц, но в качестве разнообразия заходит неплохо. ренджун силится прописать самому себе фейспалм после каждого неверного шага или случайно оброненного слова: джемин теперь чересчур близко, почти опасно, хуйню вытворить может в любой момент. ренджун срастается со ставшим привычным напряжением – не может расслабиться даже тогда, когда тэн приободряюще хлопает по спине и говорит, что игра была заебись, ведь ждет подкола от главного любителя токсично пошутить. командный дух и все такое это, конечно, неплохо, но ренджун ловит себя на мысли, что выкладывается на все сто процентов не столько из желания выебать соперников, сколько из рвения показать одному-единственному мудиле, что его старые придирки потеряли свою актуальность.

0

17

чунхон
чунхон бесследно теряется в череде дней и совершенно не понимает, как взрослые успевают сделать все на свете за какие-то жалкие двадцать четыре часа. наверное, это умение приходит со временем, а у него впереди еще не один десяток лет, которые можно потратить на обучение, но даже это не успокаивает. чунхону жизненно необходимо овладеть этим мастерством прямо здесь и сейчас, чтобы доказать не столько другим, сколько себе, что он уже повзрослел.
мальчишка в шортах и с разодранными коленками давно канул в лету, оставив после себя лишь едва заметный налет прежнего детского безрассудства и наивности, который чунхон упорно прячет поглубже, потому что пора. теперь у него аккуратные конспекты, с виду строгие тетради [от рисунков на полях избавиться он все еще не в силах], ежедневник в кожаном переплете и обрисовывающиеся планы на будущее, в которых он, если быть откровенным, не до конца уверен. с возрастом приходит понимание, что тебе подвластно далеко не все, и детские несуразные мечты о воцарении мира во всем мире, о геройских подвигах и о бардовских песнях, сложенных в твою честь, тают сами собой. научиться примиряться с окружающими тебя несовершенствами – самое ценное, что чунхон мог сделать к своим без пяти минут двадцати годам, и сюда же, наверное, стоит отнести обретенную способность прощать, признавать собственные ошибки и достаточно трезво глядеть по сторонам. в этом, надо признать, он преуспел гораздо больше, чем вся его семья вместе взятая вплоть до седьмого колена: родной дом чунхону всегда до боли напоминал страницы из каталога «икея»: комнаты скопированы под чистую, ни грамма оригинальности и уюта, зато светло и на удивление чисто. на стенах семейные фотографии, сделанные с разницей ровно в год; все непременно улыбаются, а сзади белый студийный фон. здесь ценилась только облицовка, а то, что внутри находилось, предпочитали слепо игнорировать.
мать чунхона всегда причитала, что родилась не в том веке и не в той стране. своим видом, повадками и привычками она пыталась изобразить светскую даму прошлых веков. на вид хрупкая, светлая и летящая, а взгляду придавала до жути мученический вид, будто сошла прямиком со старинных религиозных полотен, повествующих о страданиях некой святой. сына не ругала, лишь ласково попрекала, боясь сыскать его нелюбовь к себе; за все время, что чунхон себя помнит, ни разу не перечила мужу и не устраивала скандалов, исправно закрывая глаза на плохо скрываемые измены, а самые ранние зачатки будущих ссор стали появляться лишь тогда, когда ребенок начал взрослеть. сладкое неведение как стиль жизни, самообман вместо нормального хобби. свое утешение женщина находила в словах со стороны, будь то соседки или подруги. трудно даже припомнить все те многочисленные увлечения, суть которых сводилась к простому привлечению внимания, а цель заключалась в непременном получении похвалы.
отец же никогда не жаловался на судьбу и в целом был доволен тем временем, в котором ему приходилось жить. любил хорошие шутки, виски и деньги; воплощал в себе все качества, которые матери пытаются воспитать в своих сыновьях, но были они как-то страшно извращены и вывернуты наизнанку. так мужественность стала ядреной смесью решительности, тупого упорства и жесткости, а умение ухаживать за прекрасным полом превратилось в навязчивую идею протащить всю женскую аудиторию от восемнадцати до сорока через свою постель. отец был привередлив в еде и крайне неразборчив в сексуальных связях, мать с вожделением смотрела и на лакомства, и на других мужчин, но врожденная склонность к полноте и боязнь попасться за изменой не позволяли ей получить ни то, ни другое.
не сказать, что в детстве чунхона прельщала возможность стать таким же, как и его родители. он скорее бежал прочь от этого ада на земле, мечтая прожить отведенный ему срок по-своему: стать героем для толпы или, как минимум, для одного-единственного человека, запечатлеться в чьем-то сердце на долгие годы и непременно сделать что-то по-настоящему полезное. но настоящие герои, оказывается, вовсе не стреляют лазерами из глаз и не растягиваются до немыслимых размеров, как повествовали мальчишке излюбленные комиксы, а тихо-мирно живут среди нас, изо дня в день совершая маленькие, но весьма ощутимые подвиги. чунхон надеется увидеть себя через несколько лет именно таким: не попросту выпендривающимся, а значимым, не знаменитым, а запоминающимся. в его глазах не горит безумное пламя желания быть во всем первым. в них отражается мирное небо, в стремлении стать ближе к которому он живет и ежедневно погибает.
родители хватались за голову и твердили, что их единственный ребенок совсем спятил, когда чунхон внезапно заявил, что собирается стать учителем в будущем, потому ему и необходимо самое лучшее образование, дать которое могут исключительно в элитных школах. дети не могут учить детей – единственный и якобы самый весомый аргумент в их запасе, а чунхон для них навечно застрял в возрасте пяти-шести лет. парню оставалось лишь молча сжимать кулаки, сдерживая нарастающую внутри злость; хотелось выбежать из комнаты, демонстративно хлопнув дверью, но это всего-навсего еще одно доказательство того, что он по-прежнему ребенок.
чунхон все еще не может с гордостью назвать себя самым сдержанным человеком на земле, ведь порою у каждого бывают срывы, но парочка глубоких вдохов и выдохов способны спасти практически любое положение. но, видимо, жизнь с истеричной матерью, у которой мелких странностей были вагон и маленькая тележка, научила его быть более-менее терпимым. удивительно, но в жизни ему не встречались люди более раздражающие, чем собственные родители. слишком шумные, слишком ворчливые, слишком эгоистичные и любящие совать нос не в свои дела. чересчур много "слишком" для одного семейства из трех человек. мальчик понимал, что и сам во многом не сахар: от отца он перенял слишком уж привередливые вкусы в еде, и первые пару недель от питания в университетской столовой его мутило на протяжении всего дня, но чунхон готов приспособиться к любым условиям. в этом, наверное, и состоит его кардинальное отличие от родителей. и отец, и мать даже под страхом расстрела вряд ли отказались бы от своих привычек и вкусов; они неспособны были и шторки в гостиной сменить на более яркие и жизнерадостные, и чунхону страшно даже представить их возможную реакцию на его убитые перекисью пепельные волосы.
хотя нет, не страшно, у них на все одна реакция: мать театрально пускает слезы по розовым кукольным щекам, а отец сотрясает воздух своим ором. чунхоновы малолетние выходки были причиной многих семейных ссор, за что сейчас ему бесконечно стыдно. родительский брак и без того трещал изнутри по швам, грозясь развалиться на миллион осколков в любую секунду, но эти двое почему-то упорно старались сохранить его. чунхон никогда не понимал, к чему столько мороки и потраченных нервов, если любви между ними, собственно, никогда и не было. мать тогда гладила сына по голове и говорила, что он еще слишком мал и ничего не понимает в чувствах. теперь чунхон почти что вырос, но разбираться в любви стал немногим больше, чем десять лет назад. должно быть, такая она и есть. с криками, ссорами и разбросанной посудой, тихим рыданием в углу, а после – объятиями и мольбами простить. фильмы упорно заканчиваются хэппи-эндами и от этого становятся лишь более скучными и предсказуемыми. чунхон без устали пересматривает «титаник», будто надеясь однажды узреть альтернативную концовку, и совершенно не разделяет побуждения джека. или просто их не понимает.
чунхон не мнит себя отменным знатоком вселенной, разбирающимся во всех хитросплетениях судьбы и умеющим читать людей, словно открытую книгу, да выуживать на поверхность их искренние чувства. но даже если бы это было ему под силу, то он не стал бы это афишировать. чунхон любит, когда все прост, понятно и элементарно, по крайней мере, с его стороны. насколько сильно бы парень ни мечтал вырасти в кратчайшие сроки, он бы все равно не хотел бы обижать людей вокруг себя случайно брошенными фразами, как это делает большинство взрослых, поэтому зачастую старается быть осторожен в своих словах или действиях.
ему действительно предстоит многому научиться, прежде чем стать тем, кем он хочет, и по-настоящему повзрослеть.

0

18

ронан (европеец, школьник)
в возрасте шестнадцати лет ты начинаешь понимать, чего желаешь от жизни. намечаются первые планы, на осуществление которых ты собираешься потратить свои лучшие и не очень годы, мечты наконец обретают более или менее вразумительный вид, не выдавая в тебе наивного пятилетнего ребенка, мечтающего бороздить просторы открытого космоса и будто бы в замедленной съемке махать полной гордости матери сквозь запотевшие иллюминаторы, все дальше и дальше удаляясь от родной земли. ронан космонавтом быть не может и, в принципе, не хочет. он не хватает с неба звезд и твердо стоит на ногах, предпочитая почву невесомости, а уверенность в завтрашнем дне — соблазну неведомых далей. ронан не пестрит фантазиями или эфемерными мечтами, но точно знает о намеченных целях. не лажать, не попадаться на косяках и по возможности получать более-менее приличные оценки — вот минимум того, что ему необходимо для получения спортивной стипендии. это сродни трем заповедям, только переданы к исполнению они не господом богом, а матерью, чьего гнева парень боится, в общем-то, сильнее, чем египтяне одиннадцатой казни египетской. волновать ее столь же недопустимо, сколь и расстраивать, злить. душевное равновесие этой женщины для ронана бесценно и священно – он слишком давно смирился с ролью единственного и главного мужчины в её жизни, потому, безусловно, высоко ценил материнские старания и проявления любви, заботы, пытаясь ответить ей тем же в меру своих умений и способностей. безотцовщина ни разу не приговор, особенно когда ты своего папашу помнишь четко и ясно, будто в последний раз вы виделись вчера вечером, а вовсе не десяток лет назад. тут должна быть душещипательная и грустная история о подлеце, бросившем свою семью, избрав путь легкой жизни и непомерного кутежа, однако ронан наглую, откровенную ложь на дух не переваривает – в его воспоминаниях отец навечно останется удивительно добрым и светлым человеком, твердо убежденным в том, что нет ничего важнее, чем взаимопонимание между людьми и их теплое отношение друг к другу. быть похожим на него для ронана было чем-то из разряда сверхъестественного и невозможного, поскольку для того, чтобы не только кидаться громкими словами, но и всегда неуклонно следовать им, надо обладать душой по-настоящему светлой и широкой. ронану пока что сложно назвать себя хорошим человеком без тени сомнений. честно говоря, он старается соответствовать образу и характеру своего чуть ли не святого родителя, но выходит с переменным успехом. чем больше свечей появлялось на его именинном торте, тем сложнее было подчиняться отцовским догматам. не убий, не укради да не возжелай – дело пустяковое. сим правилам следует девяносто процентов человечества, а вот давать без конца и края вторые шансы провинившемся, с улыбкой принимать в распростертые объятия оступившихся – нет уж, увольте. в отношениях с ронаном людям дается один-единственный шанс, не проебать который еще надо умудриться. здесь все как в хардкорной восьмибиточке на «сеге», то бишь возможность ошибиться и оступиться представляется на каждом углу, выбирай не хочу, а вот приноровиться к чудаковатому управлению, не влетать в стены на крутых виражах способен далеко не каждый. люди, преодолевшие все уровни незамысловатого внутреннего мира ронана, только непосвященному кажущимся мудреным да излишне навороченным, без лишних расспросов получают именной бейджик, яркую нашивку на пиджак и место в его сердце тире душе. таких экземпляров нужно беречь хотя бы потому, что они – прямые носители тайны ронана, вернее, соответствия его поистине мудацкого вида и непосредственно характера. тайна эта, в общем-то, заключалась в том, что никакого соответствия и в помине не было. ронан сам не понимает, почему со стороны кажется очередным мудаком, коими любая школа кишмя кишит. вероятно, дело в устоявшихся и почти нерушимых стереотипах касательно членов футбольной команды и остальных ребят, которым по определению суждено быть сплоченной стаей, занявшей практически верхушку школьной иерархии. однако эгоизма и себялюбия в ронане ровно столько, сколько требуется для элементарного выживания в этом суровом и холодном мире. в нем, если честно, гораздо больше неискоренимой тупости и чисто детского любопытства, чем всего того, что ему приписывают посторонние.
мать сумела привить ронану мягкость в удивительно правильной пропорции ко всем остальным человеческим качествам, чтобы не убить на корню зарождающиеся мужественность, гордость и стойкость. отсутствие отца могло, конечно, сыграть совсем не на руку взрослеющему и нуждающемуся в мужском взгляде на жизнь мальчишке, однако этого удалось избежать. вместо маменькиного сынка, сидящего у женщины на шее и пользующегося привилегиями единственного ребенка в семье, тот стал скорее опорой и каменной стеной, за которой его мать могла вздохнуть спокойно и чуть передохнуть, изможденная долгими годами работы за двоих. тяжкое бремя мужчины, главы семьи не свалилось на ронану словно снег на голову, а торжественно было передано из рук в руки за пару часов до смерти отца. ему тогда было от силы лет десять, может, даже девять, и он искренне не понимал, почему папа, вечно без умолку твердящий о том, что с поддержкой и помощью своей дорогой семьи он прорвется через любые невзгоды, одолеет болезнь и в скором времени снова встанет на ноги, теперь лежал на больничной койке, утратив привычный румянец на загорелом лице и будто бы весь обмякнув, растворившись в белоснежных стерильных простынях и подушках. мужчина впервые не говорил о своих жизненных принципах, не навязывал их сыну, а только просил позаботиться о матери, не оставлять ее в трудную минуту и быть всегда рядом, не расстраивать ее. женщина, слушая все это, расплакалась чисто по-детски, и ронану стало отчасти неловко, потому что даже присутствующая здесь медсестра пустила скупую и сдержанную слезу, глядя на прощающихся друг с другом членов семьи. не плакал здесь только ронан – он крепко сжимал материнскую ладонь в своей тогда еще крошечной руке, решив приступить к выполнению отцовской воли незамедлительно. на утро он проснулся пусть и не полноценным главой семьи, но, по крайней мере, человеком, твердо решившим стать им. ребяческие увлечения и игры не были позабыты от слова совсем, но он стал все реже появляться на улице среди других мальчишек и все чаще предпочитал посвящать время спорту или ненавистному домашнему заданию. теперь необходимость учиться, чтобы получить хорошее образование и поступить в относительно приличный университет была ясна как никогда, и это, пожалуй, самая печальная и мерзкая нота во всей его истории. ронана отвращало от учебников со сложными цифрами, вычислениями, правилами – нет повести печальнее на свете, чем повесть о мальчишке-гуманитарии, которому буквально позарез нужно пробиться в ряды технарей, слившись с умной половиной класса, школы, поколения. однако страданиями и стараниями, как оказалось, добиться можно не всего. как бы он ни старался, но противные циферки никак не складывались, не вычитались и не делились, а потом его предали еще и буквы, внезапно занявшие места ненавистных обычных математических знаков. ронан в панике, ронану страшно за свое будущее. внутри он весь изводится, переживая, как же ему сдавать чертовы тесты, если математические премудрости наотрез отказываются задерживаться в голове наравне с исключительно гуманитарными знаниями по литературе или английскому языку, закрепляющимися в подсознании без лишних усилий. ронан на стену готов лезть в поиске выхода из сложившегося положения, однако снаружи – неизменная улыбка и расслабленное выражение лица, будто ничего у него внутри и не происходит.

0

19


KAZ BREKKER
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
http://s5.uploads.ru/GtELK.png http://s8.uploads.ru/H2XR7.gif http://s3.uploads.ru/C6KB3.png
armie hammer

дата рождения:
16 февраля, 32 года

профессия:
главный редактор (издательство современной литературы)

место рождения:
сша, филадельфия

ориентация:
бисексуален

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
what are we if not our life?

Слишком похож на отца.

С детства — словно приговор. Быть чьим-то отражением и без того непросто, но Каз одновременно с тем являлся и перманентным напоминанием о чужом предательстве: любовь, несмотря на обещания, данные перед алтарем, не живет вечно, и люди имеют свойство уходить, когда чувство выгорает, оставляя после себя лишь пепел в виде взаимного раздражения.

Каз не знает, каким ему быть, чтобы заслужить любовь матери, и клеймо похожести будто навечно прикипело к коже.

Он даже не знает, что в этом сходстве дурного. Каз помнит отца лишь смутно, но тот запомнился ему человеком приятным и честным, возможно, даже чересчур, — не зря ведь тот, наверное, решил избавить свой пропащий брак хотя бы ото лжи. Однако уязвленное самомнение порой ощущается хуже предательства.

С возрастом сходство лишь усиливается, одаривая не только отцовскими чертами лица, но и особенностями характера. Каз отчаянно пытается не совершать чужих ошибок, но в конфронтации с матерью влезает ежедневно. Им, кажется, даже повод не нужен, чтобы раздражение колючим комом подступало к горлу, призывая первым выстрелить колким словом. Каз цепляется к чужой консервативности, отвратительной и откровенной тяге к лести, дурному вкусу на мужчин, появляющихся в их доме с завидным постоянством, — ему плевать, что ставить в упрек, лишь бы на душе стало чуть легче. Они, кажется, физически не способны сосуществовать вместе, ведь Каз действительно слишком похож на отца.

По сути, один действительно был воплощением другого, и каждый являл собой образец высеченного из камня идеала, наделенного лучшими и худшими человеческими качествами в идеальной пропорции, выверенной временем и миллиардами уже рожденных душ. Каз жил вне времени, поскольку буквально в каждой эпохе, в каждом литературном произведении, вышедшим из-под пера писателя, вкусившего саму суть Америки, раскусившего ее костяк и изучившего ее до мелочей, жило его отражение, искаженное лишь в мелочах, но передающее общую суть. Любимец всех и каждого, прозябающий в глухом одиночестве собственной целостности и завершенности. Казу не нужна вторая половина, недостающая часть или отсутствующее звено в цепи его функционирования, — ему нужен точно такой же абсолют, собранный не по его образу и подобию, а рожденный уникальным и в единственном экземпляре. Каз дорожит чужими недостатками и видит их истинными сокровищами, погребенными в скромном человеческом нутре.
Непохожий сам на себя, он имел в запасе несколько версий Каза Бреккера, демонстрируя их миру в подходящий момент. Приветливый и статный. Дружелюбный и открытый. Каз создает иллюзию того, что каждому дозволено приблизиться к нему практически вплотную и разглядеть первостепенную его сущность, повелевавшую другими легкими и плавными движениями, — они подходят и, заглянув в распахнутую душу, сдержанным огнем полыхающую в карих глазах, привыкших к солнцу и улыбкам, удовлетворенно уходят, забыв попрощаться. Каз кивает им вслед и облегченно вздыхает, понимая, что каждый его секрет по-прежнему принадлежит исключительно ему, — люди довольствуются не щедро предложенной им на оценку душой, а мягким отражением собственных ожиданий в чужих чуть запотевших от волнения очках.
Каз выдержанный донельзя. Желание или идея равно цель, что непременно должна быть достигнута, — от первого к последнему ведет прямая, и лишь откровенный форс-мажор способен выбить из колеи. С первого взгляда — недоверие и настороженность. Каз признается, что самому себе бы ни за что не доверился: его до невозможного пугают излишне настойчивые и открытые люди, излучающие концентрированное приторное дружелюбие, от которого в аж в горле першит. Однако привычка — вторая натура, и годы общения с людьми показывают, что улыбка гораздо чаще открывает нужные двери, чем напускная серьезность. Он щедр на комплименты и слишком красиво говорит: Каз с детства восхищался матерью, что грамотно лавировала меж недолюбливающих друг друга подруг, умудряясь сохранять нейтралитет и избегая ультиматумов с обеих сторон, — замечая в сыне лишь то, что он унаследовал от отца, она упустила весомую часть себя, ожидаемо в нем отразившуюся. За годы, проведенные в одном доме, пусть и по разным его углам, Каз впитывает природную дипломатичность матери и заражается абсолютной непереносимостью людей, позволяющих себе ущемлять твою гордость.

Оба вздыхают свободно, когда Каз попадает в университет. Общение постепенно сходит на нет, позволяя ограничиться лишь редкими звонками, — несмотря на неприязнь, заменившую обыкновенную любовь, Каз по-прежнему являлся для матери ключом к беззаботной старости и очередным поводом блеснуть перед подругами. Его успехи никогда не отзывались в сердце женщины родительской гордостью, но вполне удовлетворяли ожиданиям. Она не хвалит Каза, когда узнает, что тот добился поста главного редактора университетской газеты, но не без интереса в голосе отмечает, что это сыграет ему на руку в будущем. И не врет. Кропотливая учеба вкупе с долей покровительства дают свои плоды, — Каз не уверен, что следует правильному жизненному пути, когда оказывается на пороге издательство с отчасти навязанным намерением занять пост штатного редактора, однако уже спустя несколько месяцев взахлеб и с искренней любовью говорит о своей работе, готовый, кажется, посвятить ей всего себя без остатка.

Найти то, что любишь, и дать этому себя убить.
Вряд ли Каза добьют книги, которые ему приходится ежедневно поглощать горстями в поиске той единственной, что способна завоевать читательскую любовь, — его угробят скорее бесконечные мероприятия, где шампанское средней паршивости льется рекой, а каждый второй редактор так и норовит протолкнуть в мир пригретого под крылом писаку, чьи тексты во многом проигрывают даже местному алкоголю. У всего есть своя цена, и взамен поста главного редактора Каз вынужден отдать бесчисленные часы, проведенные в обществе, которое скорее утомляет, нежели развлекает.

Ему до смешного плевать на внешний лоск, ведь на деле важна лишь суть, — Каз добровольно обрекает себя на вечные поиски автора, чье имя ему захочется запечатлеть в истории больше, чем свое.

связь со мной:

0

20

жорж с соулов

Код:
<!--HTML-->
<div id="outersiliconapp"><div class="characternamesilicon">

SEO YOUNGHO

</div> <div class="siliconsidebar"><div class="siliconrightav"><img src="

https://i.imgur.com/itnxpAt.gif

"></div><ul><li>nickname</li><li>

JOHNNY

</li><li>age</li><li>

29 Y.O.

</li><li>date of birth</li><li>

11 SEPT.

</li><li>orientation</li><li>

BISEXUAL

</li><li>soulmate</li><li>

<a href="">—</a>

</li><li>occupation</li><li>

CHIEF EDITOR

</li></ul></div> <div class="backgroundsiliconblue"></div> <div class="outersilicontabs"> <input type="radio" id="silicon1" name="silicon" checked="checked"><label for="silicon1">main</label><div class="siliconappimage"><img src="

https://i.imgur.com/X3xZeUM.png

"></div> <input type="radio" id="silicon2" name="silicon"><label for="silicon2">life story</label><div class="siliconapptabs"><div class="siliconapp"><div class="insidesiliconapp"><div class="insideinsidesilicon">

слишком похож на отца. <br>
<br>
с детства — словно приговор. быть чьим-то отражением и без того непросто, но ёнхо одновременно с тем являлся и перманентным напоминанием о чужом предательстве: любовь, несмотря на обещания, данные перед алтарем, не живет вечно, и люди имеют свойство уходить, когда чувство выгорает, оставляя после себя лишь пепел в виде взаимного раздражения. <br>
<br>
ёнхо не знает, каким ему быть, чтобы заслужить любовь матери, и клеймо похожести будто навечно прикипело к коже. <br>
<br>
он даже не знает, что в этом сходстве дурного. ёнхо помнит отца лишь смутно, но тот запомнился ему человеком приятным и честным, возможно, даже чересчур, — не зря ведь тот, наверное, решил избавить свой пропащий брак хотя бы ото лжи. однако уязвленное самомнение порой ощущается хуже предательства. <br>
<br>
с возрастом сходство лишь усиливается, одаривая не только отцовскими чертами лица, но и особенностями характера. ёнхо отчаянно пытается не совершать чужих ошибок, но в конфронтации с матерью влезает ежедневно. им, кажется, даже повод не нужен, чтобы раздражение колючим комом подступало к горлу, призывая первым выстрелить колким словом. ёнхо цепляется к чужой консервативности, отвратительной и откровенной тяге к лести, дурному вкусу на мужчин, появляющихся в их доме с завидным постоянством, — ему плевать, что ставить в упрек, лишь бы на душе стало чуть легче. они, кажется, физически не способны сосуществовать вместе, ведь ёнхо действительно слишком похож на отца. <br>
<br>
по сути, один действительно был воплощением другого, и каждый являл собой образец высеченного из камня идеала, наделенного лучшими и худшими человеческими качествами в идеальной пропорции, выверенной временем и миллиардами уже рожденных душ. ёнхо жил вне времени, поскольку буквально в каждой эпохе, в каждом литературном произведении жило его отражение, искаженное лишь в мелочах, но передающее общую суть. любимец всех и каждого, прозябающий в глухом одиночестве собственной целостности и завершенности. ёнхо не нужна вторая половина, недостающая часть или отсутствующее звено в цепи его функционирования, — ему нужен точно такой же абсолют, собранный не по его образу и подобию, а рожденный уникальным и в единственном экземпляре. ёнхо дорожит чужими недостатками и видит их истинными сокровищами, погребенными в скромном человеческом нутре. <br>
непохожий сам на себя, он имел в запасе несколько версий со ёнхо, демонстрируя их миру в подходящий момент. приветливый и статный. дружелюбный и открытый. ёнхо создает иллюзию того, что каждому дозволено приблизиться к нему практически вплотную и разглядеть первостепенную его сущность, повелевавшую другими легкими и плавными движениями, — они подходят и, заглянув в распахнутую душу, сдержанным огнем полыхающую в карих глазах, привыкших к солнцу и улыбкам, удовлетворенно уходят, забыв попрощаться. ёнхо кивает им вслед и облегченно вздыхает, понимая, что каждый его секрет по-прежнему принадлежит исключительно ему, — люди довольствуются не щедро предложенной им на оценку душой, а мягким отражением собственных ожиданий в чужих чуть запотевших от волнения очках. <br>
ёнхо выдержанный донельзя. желание или идея равно цель, что непременно должна быть достигнута, — от первого к последнему ведет прямая, и лишь откровенный форс-мажор способен выбить из колеи. с первого взгляда — недоверие и настороженность. ёнхо признается, что самому себе бы ни за что не доверился: его до невозможного пугают излишне настойчивые и открытые люди, излучающие концентрированное приторное дружелюбие, от которого в аж в горле першит. однако привычка — вторая натура, и годы общения с людьми показывают, что улыбка гораздо чаще открывает нужные двери, чем напускная серьезность. он щедр на комплименты и слишком красиво говорит: ёнхо с детства восхищался матерью, что грамотно лавировала меж недолюбливающих друг друга подруг, умудряясь сохранять нейтралитет и избегая ультиматумов с обеих сторон, — замечая в сыне лишь то, что он унаследовал от отца, она упустила весомую часть себя, ожидаемо в нем отразившуюся. за годы, проведенные в одном доме, пусть и по разным его углам, ёнхо впитывает природную дипломатичность матери и заражается абсолютной непереносимостью людей, позволяющих себе ущемлять твою гордость. <br>
<br>
оба вздыхают свободно, когда ёнхо попадает в университет. общение постепенно сходит на нет, позволяя ограничиться лишь редкими звонками, — несмотря на неприязнь, заменившую обыкновенную любовь, ёнхо по-прежнему являлся для матери ключом к беззаботной старости и очередным поводом блеснуть перед подругами. его успехи никогда не отзывались в сердце женщины родительской гордостью, но вполне удовлетворяли ожиданиям. она не хвалит ёнхо, когда узнает, что тот добился поста главного редактора университетской газеты, но не без интереса в голосе отмечает, что это сыграет ему на руку в будущем. и не врет. кропотливая учеба вкупе с долей покровительства дают свои плоды, — ёнхо не уверен, что следует правильному жизненному пути, когда оказывается на пороге издательство с отчасти навязанным намерением занять пост штатного редактора, однако уже спустя несколько месяцев взахлеб и с искренней любовью говорит о своей работе, готовый, кажется, посвятить ей всего себя без остатка. <br>
<br>
найти то, что любишь, и дать этому себя убить. <br>
вряд ли ёнхо добьют книги, которые ему приходится ежедневно поглощать горстями в поиске той единственной, что способна завоевать читательскую любовь, — его угробят скорее бесконечные мероприятия, где шампанское средней паршивости льется рекой, а каждый второй редактор так и норовит протолкнуть в мир пригретого под крылом писаку, чьи тексты во многом проигрывают даже местному алкоголю. у всего есть своя цена, и взамен поста главного редактора ёнхо вынужден отдать бесчисленные часы, проведенные в обществе, которое скорее утомляет, нежели развлекает.<br>
<br>
ему до смешного плевать на внешний лоск, ведь на деле важна лишь суть, — ёнхо добровольно обрекает себя на вечные поиски автора, чье имя ему захочется запечатлеть в истории больше, чем свое.

</div></div></div></div> <input type="radio" id="silicon3" name="silicon"><label for="silicon3">other</label><div class="siliconapptabs"><div class="siliconapp"><div class="insidesiliconapp"><div class="insideinsidesilicon">

tg: @kammeh

</div></div></div></div> </div> <div class="siliconplayer">

excelsior.

</div><div class="maps-credit"><a href="http://shine.b1.jcink.com/index.php?showuser=13623"></a></div><div></div></div> 




<style type="text/css"> 
@font-face { src:url('http://essiskins.b1.jcink.com/uploads/essiskins/DTM_Sans.ttf'); font-family:down; } 
@font-face { src:url('http://symmetry.b1.jcink.com/uploads/symmetry/fontawesome_webfont.ttf'); font-family:awesome; } 

#outersiliconapp { border:1px solid; width:560px; height:337px; padding:3px; margin:auto;     margin-bottom: 20px;} 
.characternamesilicon { height:50px; text-align: left; font-family: down; padding-left:25px; border-top:5px solid; text-shadow: 1px 0 0 #fff; font-size: 13.5px; text-transform: Uppercase; line-height:40px; letter-spacing: 1.5px; } 
.characternamesilicon::before { content:""; font-size:14px; margin-right:5px; text-shadow:none; font-family:awesome; } 
#outersiliconapp [type="radio"] { display:none; } 
.outersilicontabs { width:530px; height:300px; text-align:right; margin-top:-17px; padding-right:10px; overflow:hidden; position:absolute; z-index:2; } 
#outersiliconapp [type="radio"]:checked+label::after { content:""; font-family:awesome; positioN:absolute; margin-left:5px; margin-right:5px; margin-top:-2px;} 
#outersiliconapp label { display:inline-block; height:10px; margin-right:13px; width:60px; text-align: right; font-family: courier; padding-left:25px; border-top:1px dashed;   font-size: 8px;    text-transform: Uppercase; letter-spacing:.3px; line-height:12px; cursor:pointer; } 
.siliconappimage { opacity:0; z-index:0; width:400px; height:250px; overflow:hidden; position:absolute; margin-top:5px; margin-left:0px; -webkit-transition:opacity .8s 0s, z-index 0s .8s; -o-transition:opacity .8s 0s, z-index 0s .8s; -moz-transition:opacity .8s 0s, z-index 0s .8s; -ms-transition:opacity .8s 0s, z-index 0s .8s; } 
.siliconappimage img { width:400px; height:250px; margin-top: -1px;} 
#outersiliconapp [type="radio"]:checked+label+.siliconappimage { opacity:1; z-index:2; -webkit-transition:opacity .8s 0s, z-index 0s 0s; -ms-transition:opacity .8s 0s, z-index 0s 0s; -o-transition:opacity .8s 0s, z-index 0s 0s; -moz-transition:opacity .8s 0s, z-index 0s 0s; margin-left:0px; } 
#outersiliconapp [type="radio"]:checked+label+.siliconapptabs { opacity:1; z-index:2; -webkit-transition:margin-left .8s 0s, z-index 0s 0s; -moz-transition:margin-left .8s 0s, z-index 0s 0s; -o-transition:margin-left .8s 0s, z-index 0s 0s; -ms-transition:margin-left .8s 0s, z-index 0s 0s; margin-left:0px; } 
.siliconapptabs { z-index:0; width:400px; margin-left:-455px; height:250px; overflow:hidden; position:absolute; margin-top:5px; -webkit-transition:margin-left .8s 0s, z-index 0s 1s; -moz-transition:margin-left .8s 0s, z-index 0s 1s; -ms-transition:margin-left .8s 0s, z-index 0s 1s; -o-transition:margin-left .8s 0s, z-index 0s 1s; } 
.siliconplayer { position:absolute; margin-top:250px; height:33px; width:550px; padding-right:10px; text-align:right; line-height:32px; font-family:down; font-size:9px; letter-spacing:2px; border-top:1px dashed; } 
.siliconplayer::before { content:" "; display:inline-block; border-top:1px dashed; margin-right:10px; margin-bottom:1.5px; height:0px; width:150px; } .siliconplayer::after { content:" "; display:inline-block; border-top:1px dashed; margin-left:10px; margin-bottom:1.5px; height:0px; width:50px; } 
.siliconsidebar { position:absolute; width:160px; height:250px; margin-left:400px;} 
.siliconrightav { float:right; overflow:hidden; border:3px solid; margin-top:10px; margin-right:45px; } 
.siliconrightav img { width:50px; height:50px; margin:5px; border:1px solid; } 
.siliconsidebar ul { list-style:none; margin:0px; padding:0px; border-top:1px solid; margin-tOP:88px; } 
.siliconsidebar li:nth-child(odd) { font-family:down; font-size:8px; padding-left:5px; padding-top:2px; text-transform:lowercase; letter-spacing:.5px; } 
.siliconsidebar li:nth-child(even) { font-family:courier; font-size:9px; text-aligN:right; padding-right:5px; text-transform:uppercase; letter-spacing:1px; border-bottom:1px solid; padding-bottom:2px; } 
.insidesiliconapp {  border:1px solid #ccc; margin:20px; padding:10px; text-aligN:justify; font-family:courier; height:190px; font-size:12px; line-height:10px; } 
.backgroundsiliconblue { position:absolute; width:400px; height:250px;  z-index:0; } 
.insideinsidesilicon { padding-right:10px; height:190px; overflow:auto; } 
.maps-credit { width:10px; height:10px; font-size:8px!important; z-index:10; font-family:awesome; margin-top:288px; float:right; position:relative; } 
.maps-credit a {font-size:10px!important; } 
</style>

0

21

ETHAN BAUER
▪ ▪ ▪ ▪ ▪

ПОЛНОЕ ИМЯ «
итан бауэр
ДАТА РОЖДЕНИЯ «
28.02.1990; 28 лет
МЕСТО РОЖДЕНИЯ «
лидс, великобритания


https://i.imgur.com/uDsTanU.gif https://i.imgur.com/MOSwcFc.png
jack falahee

» ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
хирург
» СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
холост
» ОРИЕНТАЦИЯ
бисексуален 


LITTLE DO YOU KNOW
▪ ▪ ▪ ▪ ▪

sp4k x thomas mraz — million

первыми с тонущего корабля бегут крысы. итан себя с этим животным никогда не ассоциировал и с трудом находил общие черты, а вот отец — напротив. собственно, под аккомпанемент этого незамысловатого ругательства он и ретировался из дома, как только родительский брак дал первые крупные трещины, обнажая давно скрываемую неприязнь, которую до сих пор лишь чудом удавалось глушить самообманом и попыткой строить отношения если не на любви, то хотя бы на чувстве привязанности. финита ля комедия, как говорится, шалость ни коем образом не удалась, а участвовать в семейных разборках итану хочется в последнюю очередь. времена игры «кого ты любишь сильнее: маму или папу?» давно должны были кануть в лету, больше на этот дешевый развод он не поведется, — отныне сколько ни спрашивай, итан будет уверенно отвечать «себя».

он с детства жил для кого угодно, но только не для самого себя: отличные оценки и внеклассные занятия, чтобы мать могла лишний раз упомянуть об успехах своего отпрыска, ни одного пропущенного урока физкультуры, чтобы отец не волновался о том, что его сын рискует вырасти слабаком, и обязательная воскресная служба как символ окончания вяло текущих недель. в детстве всем и каждому абсолютно плевать на то, что тебе интересно, — итан, к счастью, рано смирился с тщательно навязываемой ему идеологией и грамотно играл по установленным отцом правилам: послушание и следование незыблемым духовным ценностям как показатель твоего уважения и любви к родителям. требуя от своего отпрыска неустанного следования религиозным моралям, они позабыли быть верными им сами, но разве можно в чем-то попрекнуть родителей, не сыскав на свою голову их гнев?

попытки итана раскрыть в себе хоть один талант на радость родителям не увенчались успехом ни разу ровно до тех пор, пока он не осознал, что его призвание — выживать. кто-то прекрасно рисует или умножает в голове трехзначные числа, кто-то бегает с нечеловеческой скоростью или сочиняет музыку, создавая нечто из ничего, а итан виртуозно умеет функционировать третьи сутки подряд без сна, систематически забывая поесть, и учиться по двадцать пять часов в сутки. он, может, и не одаренный, но чертовски упрямый. это качество в их семье либо передается на генетическом уровне, либо воспитывается с малых лет. по крайней мере, сколько итан себя помнит, первостепенным импульсом всех его начинаний были упорство и желание всем что-то доказать.

деньги и время — мера всего, и итан абсолютно не способен тратить впустую ни первое, ни второе. он умеет работать, но не умеет расслабляться; достигает высот, но никогда не чувствует удовлетворения. итан живет ради абстрактного завтра, которое почему-то не наступает. ждет дня, когда будет по-настоящему счастлив. синдром отложенной жизни, отравивший разум и тело, кажется, не искоренить ничем.

привычка — вторая натура, и, к счастью, вкалывать на благо собственного светлого будущего и настоящего не так плохо, как, например, спускать последние деньги в казино «вулкан» или играться со ставками на спорт в какой-нибудь букмекерской конторе. к азартным играм итан в принципе относится равнодушно, потому что не верит в удачу или счастливое стечение обстоятельств. верхние места в учебных рейтингах, награды за школьные научные выставки и хвалебные рекомендации от учителей — это результат работы его, итана, рук и мозгов, а вовсе не щедрый дар свыше (однако по вечерам — неизменная молитва перед сном с благодарностью за невидимую руку помощи и возможность воплотить мечты в жизнь). итан никогда не рискует и чувствует себя беспокойно, если шансы на успех не просчитаны заранее. затраченные усилия и время в итоге должны окупаться, а не запечатлеваться в памяти собственными промахами и неудачами. сожаления об упущенных возможностях и нереализованных планах каждую ночь грызут изнутри, лишая драгоценных часов сна. бодрствовать, когда глаза открыты, итану помогает лишь кофе. неизменно крепкий и сладкий, без молока, чтобы в голову отдавало практически моментально.

список его пагубных привычек и пристрастий, в общем-то, на нездоровой любви к кофеину и заканчивается. отношения с алкоголем и курением у итана как-то не заладились: он никогда не был особенно хорош во лжи и попытках что-либо скрыть, поэтому с сигаретами в руках наверняка бы попался отцу на глаза в первый же день. однако к красному вину итану питает нежные и трепетные чувства, уважая красоту цвета и изящество формы, и неосознанно ассоциирует его с матерью (хотя, казалось бы, не с ней в первую очередь стоит связывать). в детстве он не раз заставал ее наедине с полупустой бутылкой и всегда удивлялся тому, как эта женщина умудрялась превращать любую новость в повод снова прикоснуться к спиртному. поначалу итан искренне радовался тому, с каким энтузиазмом мать рвалась отметить каждую его пятерку и полученную от преподавателей похвалу, и лишь теперь отчетливо понимал, что на деле все было несколько иначе. быть одной из причин развивающегося алкоголизма собственной матери — ну такое, знаете ли.

к счастью, ему хватает ума не винить в этом себя. итан прекрасно осведомлен о всех своих косяках, совершенных за последние лет пятнадцать-двадцать, и за каждый из них готов понести ответственность, но за ошибки родителей отвечать не рвется. между их жизнью и своей он провел непереходимую грань, за которой наконец-то смог вдохнуть относительно свободно. между его настоящим и прошлым — несколько часов на автобусе, но это расстояние здорово облегчает жизнь. по сути, годы взрослой жизни мало отличаются от тех, что он провел в школе или в университете: та же выработанная годами самодисциплина, идеальная посещаемость (только теперь — ночные дежурства, о которых, в общем-то, никто и не просит, но итану элементарно некуда себя деть в пустой квартире), те же ночи, проведенные с книгами, и редкие вылазки куда-нибудь с друзьями, чтобы не покрыться мхом и плесенью окончательно. итан, признаться, сам не ожидал, что настолько легко вольется в рабочий коллектив. оказалось, он не просто загруженный собственными мыслями парень с планшетом подмышкой и с кофе из автомата в руках, но еще и довольно забавный малый, если ему дать время приспособиться. итан отчасти неловкий, но чертовски искренний: говорит, что думает, и закономерно думает, что говорит.

у итана амбиций вагон и маленькая тележка: он планирует закрепиться в уже ставшей родной больнице и выстроить априори успешную карьеру, — следовать намеченному курсу без отклонений непросто, к сожалению. любимая работа по-прежнему оказывается дороже сна и еды. итан боится на дежурствах элементарно моргнуть, потому что чувствует, как дико его рубит сутки напролет. он по привычке закидывается кофе и неожиданно для себя становится более нервным, раздражительным, огрызается на наиболее раздражающих коллег и постоянно просит оставить его в покое, когда в редкие минуты покоя кто-то начинает травить ему байки на ухо, мешая отключить мозг хоть на пару мгновений.

ради светлого будущего, кажется, придется пройти через весьма тернистое настоящее.


LAST BUT NOT LEAST
▪ ▪ ▪ ▪ ▪

пример поста

неудивительно, но факт: марк не верит в долго и счастливо. не представляет, как можно одного человека терпеть годами, при этом умудряясь еще и любить вдобавок. его предел — недели полторы, не более. дальше только придирки взаимные, раздражение и скука. адам бьет все рекорды и заставляет марков скептицизм по швам трещать. у них за плечами срок гораздо более весомый, нежели неделя, и даже несмотря на то, что адам жутко бесявый временами, мошес свое раздражение дольше нескольких часов не хранит. вздыхает обреченно, улыбается и называет дураком, ласково-ласково, хоть и старается мягкость в голосе за привычным снисхождением скрыть. марка в принципе пугает нагота его собственных чувств: себе он по-прежнему может не признаваться, что потерян (влюблен) окончательно, бесповоротно, но адам, в отличие от него самого, не тупой. и не слепой. больше всего мошес боится того, что однажды адам вслух произнесет то, что у обоих на языке вертится, смелый ведь.

люблю марково звучит как иди к черту.
(на словах — свали, видеть тебя не хочу, а на деле к себе притягивает, целует).
ты мне так нравишься, что даже страшно.

марк не слишком тактичный: не следит за словами, не знает, что иногда они ранят и обижают, — чужая реакция его мало заботит, горькая правда лучше, чем сладкая ложь, и преподносится легче. по адаму видно обычно, когда мошес по больным или неприятным темам проходится, здесь даже близорукость и неумение видеть дальше собственного носа не оправдание. ты мне не безразличен в попытках не наступать на одни и те же грабли, в стремлении исправиться, — марк не изменяет самому себе и привычке язвить как дышать, но надеется, что теперь делает это реже: адам весь как провод оголенный, лишний раз задеть боязно, ебанет ведь в ответ эмоциями так, что мало не покажется. мошес, в общем-то, к этому привыкает постепенно, не напрягается уже и реагирует абсолютно спокойно, то в адамовой любви купаясь, то о грубость его, вызванную марковыми лажами, спотыкаясь.

последнее случается все чаще и чаще. мошес не замечает, когда все начинает идти вкривь и вкось, и с трудом прослеживает цепочку событий, пытаясь найти причину. ему кажется, что все дело опять в словах, но адам не зол и не обижен. здесь что-то другое, новое. не жгучая злость, не колючие обиды, а равнодушие и отстраненность. музыка, которая когда-то их свела, теперь, кажется, уверенно разводила по разным углам: адам пропадает днями напролет на репетициях, выступлениях, вечеринках, а марк достаточно гордый, чтобы не пытаться вклиниться в расписание, из которого его намеренно вычеркнули. первую неделю марк по привычке ждет адама после выступлений, получая в итоге лишь скомканные оправдания в смс, — адам сводит их контакт к возможному минимуму, который позволяет одна квартира на двоих. впрочем, мошесу порой кажется, что живет он и вовсе один.

«погуляй с шу, вернусь нескоро» вместо «я так хочу тебе, боже»
«сегодня не жди» вместо «ты скоро? мы с шу скучаем»
молчание и отстраненность вместо режущего я тебя люблю.

мошес ощущает себя псом, что хозяина ждет, беспокойно поглядывая на дверь, и чувство это его раздражает. необходимым быть, нужным — превыше всего, но увы. мошес ловит себя на том, что на девятнадцатый этаж возвращается лишь ради адамового пса. животное, привыкшее к нормальному режиму прогулок и питания, не виновато в том, что хозяин его — мудила, к тому же, марк к нему привязался. марк находит себе верного друга, который не обижается на случайно брошенные фразы, а если и пытается отгрызть лицо, то исключительно от большой любви. будет обидно утратить возможность с этим собакеном в обнимку на диване валяться и в отсутствие адама одну коробку пиццы на двоих делить.

вокруг адама красоты столько, что удивительно даже, зачем ему марк сдался. мошес в ответ на эту мысль лишь плечами пожимает как-то неуверенно, безразлично. его не пронзает ревностью от осознания того, что адам может сейчас от новой влюбленности погибать, пропадать с ней двадцать четыре на семь и сходить с ума, надеясь хоть часть этих бешеных чувств превратить в творчество, — марк, в конце концов, не муза, а критик, который с большей вероятностью над текстом посмеется, нежели на него вдохновит. его скорее обида гложет: адамовы попытки молча отгородиться воспринимаются как неуважение, мол, неужели я не заслуживаю хотя бы того, чтобы все это нормально (ясно) закончилось? марка раздражает недосказанность и это богомерзкое подвешенное состояние, слепая надежда непонятно на что. ему бы молча принять тот факт, что адаму плевать на него абсолютно, но последнее слово хочется за собой оставить.

адам занят постоянно (потом перезвоню), слишком увлечен. марка это заебывает и выматывает; он шляется с шу по вечернему парку часа полтора, отводит домой и обещает перед работой заскочить, если время будет, а потом пересаживается на другую ветку и едет в старую квартиру, туда, где слой пыли на мебели и ворох рекламных листовок под входной дверью. не кидает ключи от адамовой квартиры в лицо ее хозяину, не оставляет их под ковриком и даже не просит кого-нибудь их передать, — просто теряет их на дне рюкзака и старается привыкнуть к тишине, царящей вокруг. две ночи подряд в месте, что раньше домом считался, оказывается достаточно, чтобы начать тосковать.

по псу, разумеется.

0

22

смерть ближе, чем кажется. куньхан ощущает ее затхлое дыхание, костлявые пальцы, ведущие вдоль слегка искривленного позвоночника, и буквально наяву видит перекошенную улыбку, адресованную лично ему. она обещает скорую встречу и растворяется в темноте, оставляя после себя запах гнили и страх, засевший под ребрами. своя собственная смерть в определенный момент времени начинает пугать его куда меньше, чем очередная чужая. страхи куньхана обретают новые формы: его уже не приводят в ужас ночные кошмары или же паника, сдавливающая грудь и порождающая кашель, что будто бы зверь, пытающийся расцарапать грудь в надежде добраться до сердца. отныне он остерегается лишь неизвестности, нависшей пасмурным облаком не только над его головой, но и над безрадостными территориями оздоровительного центра, что стал вынужденным куньхановым пристанищем на ближайшие несколько месяцев. или последние несколько месяцев с кривой и натянутой улыбкой шутит куньхан, — юмор закономерно становится черным, когда жизнь мало-помалу теряет прочие краски. куньхан ждет своей очереди, но вместо него умирают другие. чужие смерти делят его жизнь на неравные отрезки, отмечая начало и конец каждой новой эпохи.

смерть младшей сестры становится отправной точкой. вместе с ней куньхан хоронит и собственное беззаботной детство: его лишают родного дома и возможности прятать тонкие пальцы в вечно лохматых волосах цвета воронового крыла, а отец почти равнодушно говорит, что куньханова мать без единственной дочери — пустое место. суть брошенной отцом фразы куньхан осознает лишь спустя время, но желание разбить тому лицо никуда не исчезает. куньхан видит, как его мать угасает на глазах, и искренне недоумевает, почему тец реагирует на происходящее с отстраненным равнодушием. в них во всех что-то ломается одновременно со скрипом колес и детским вскриком, лезвием резанувшим по ушам, — куньханова мать будто бы одновременно с любимой дочерью погибает, отец — лишается цветущей и прекрасной жены, а сам мальчик в одночасье теряет всех людей, которым было бы на него не плевать.
отношения между куньханом и отцом гораздо глубже, чем просто любовь или ненависть — с самого начала здесь было место исключительно для беспощадных и продолжительных сражений. улыбка куньхана создана для того, чтобы разжигать кровопролитные войны, и он с вызовом обращает ее не к целому миру, а к отдельному его представителю, бросая немой вызов, что вовеки не будет принят. отец снисходительно называет его глупым и наивным, советует научиться в будущем выбирать себе соперников по силам: куньхану по отцовской линии передается изворотливость и минимальный запас моральным качеств, оттого он и не понимает, зачем отталкиваться от равных сил и возможностей, если не собираешься сражаться по-честному. куньхан подпитывается нарушенными запретами и функционирует исключительно на адреналине и бережно взращиваемой на протяжении долгих лет ненависти к большинству людей, что его окружают, — от матери, помимо формы носа и губ, куньхан наследует удивительную дипломатичность, что скрывает под собой пассивную агрессию и умение выжидать. бить не в лицо, а в спину, целясь аккурат меж лопаток. куньхан рад бы в лицо претензии высказать, но будто бы внутренний барьер заставляет молчать. пальцы помнят фарфоровую гладкость чужой кожи, а в ушах звенит чересчур искренний смех, перекрывающий ядовитую от переизбытка гнева речь отца.

сначал куньхан хоронит себя. детская глупость, вылившаяся в затянувшееся проклятье. он не помнит, чем руководствовался, когда горстями запихивал в рот таблетки, случайно забытые матерью на слишком видном месте, но отчетливо помнит яркий свет в глаза и запястья, намертво привязанные к больничной койке. дети в столь юном возрасте не пытаются свести счеты с жизнью; последнее, что сделал бы куньхан, это сдался, — у него впереди столько войн с

с первого взгляда – отторжение и недоверие; куньхан пытается казаться приветливым, едва ли не святым, да только в голосе сквозит раздражение с примесью недовольства. попытки в социализацию как одна сплошная попытка наебать самого себя. он настолько не переносит людей, что пытается строить свою жизнь в полнейшей от них изоляции. куньхан уверен, что ему не нужна вторая половина, недостающая часть или отсутствующее звено в цепи его функционирования, – ему нужен точно такой же абсолют, собранный не по его образу и подобию, а рожденный уникальным и совершенным от и до.

0

23

позабуду день, когда стал пустым
так все-таки шикарно понимать не все
с девяти, наверное, я напуганный ребенок
о котором говоря: «что он, блять, несет?»

как живется с таким мягким сердцем?
я бы смог его сдавить рукою
а мое тебе даже в ладонь не влезет
так что просто порви другое

еще шаг и ты вверху, еще два и ты в аду
еще три и ты на воле, на четвертом нас поймут

на моем лице вместо глаз слепые раны
снова я скучаю по тому, кого не знаю

ты сгоришь в огне, пока я дышу напалмом

изо рта торчат осколки, разум жив под ледяною коркой

0

24

http://s7.uploads.ru/qlu1L.png http://s3.uploads.ru/GDOHv.png

wong
kunhang
sm rookies
— шэньян, кнр

19 — безработный — бисексуален — холост
— mnogoznaal — z-pam.

еще шаг и ты вверху, еще два и ты в аду;

[indent]смерть младшей сестры становится отправной точкой. вместе с ней куньхан хоронит и собственное беззаботной детство: его лишают родного дома и возможности прятать тонкие пальцы в вечно лохматых волосах цвета воронового крыла, а отец почти равнодушно говорит, что куньханова мать без единственной дочери — пустое место. куньхан видит, как его мать угасает на глазах, и искренне недоумевает, почему отец реагирует на происходящее с отстраненным равнодушием. в них во всех что-то ломается одновременно со скрипом колес и детским вскриком, лезвием резанувшим по ушам, — куньханова мать будто бы одновременно с любимой дочерью погибает, отец — лишается цветущей и прекрасной жены, а сам мальчик в одночасье теряет всех людей, которым было бы на него не плевать. суть брошенной отцом фразы куньхан осознает лишь спустя время, но желание разбить тому лицо никуда не исчезает.
отношения между куньханом и отцом гораздо глубже, чем просто любовь или ненависть — с самого начала здесь было место исключительно для беспощадных и продолжительных сражений. улыбка куньхана создана для того, чтобы разжигать кровопролитные войны, и он с вызовом обращает ее не к целому миру, а к отдельному его представителю, бросая немой вызов, что вовеки не будет принят. отец снисходительно называет его глупым и наивным, советует научиться в будущем выбирать себе соперников по силам; куньхану по отцовской линии передается изворотливость и минимальный запас моральным качеств, оттого он и не понимает, зачем отталкиваться от равных сил и возможностей, если не собираешься сражаться по-честному. куньхан подпитывается нарушенными запретами и функционирует исключительно на адреналине и бережно взращиваемой на протяжении долгих лет ненависти к большинству людей, что его окружают.
от матери, помимо формы носа и губ, куньхан наследует удивительную дипломатичность, что скрывает под собой пассивную агрессию и умение выжидать; бить не в лицо, а в спину, целясь аккурат меж лопаток. куньхан рад бы в лицо претензии высказать, но будто бы внутренний барьер заставляет молчать. пальцы помнят фарфоровую гладкость чужой кожи, а в ушах звенит чересчур искренний смех, перекрывающий ядовитую от переизбытка гнева речь отца.

[indent]потом куньхан хоронит себя. детская глупость, вылившаяся в затянувшееся проклятье. он не помнит, чем руководствовался, когда горстями запихивал в рот таблетки, случайно забытые матерью на слишком видном месте, но отчетливо помнит яркий свет в глаза и запястья, намертво привязанные к больничной койке. дети в столь юном возрасте не пытаются свести счеты с жизнью; последнее, что сделал бы куньхан, так это сдался, — у него в груди пылает праведный огонь, рвущийся спалить (растопить) отцовские крепости, возведенные из нежелания обременять себя проблемами и наименее любимым (но теперь единственным) отпрыском. к несчастью, сложности наваливаются в одночасье и в невиданных доселе масштабах: куньхан избегает смерти, но остается с безбожно искореженными органами, что требуют постоянного лечения и наблюдения.

[indent]если детство заканчивается со смертью сестры, то нить свободы обрывается непосредственно в этот момент.

[indent]дальше — больницы, медицинские центры, таблетки, чья задача сейчас уберечь организм от саморазрушения, а не подтолкнуть к нему. куньхан получает долю материнской заботы, мотивированной элементарным нежеланием потерять последнего ребенка; женщина откладывает жалость к себе, заменяя ее жалостью к мальчику, и молчаливой фигурой с неизменно грустными глазами провожает его на каждую процедуру.
к восемнадцати годам куньхан учится разбираться в таблетках не хуже фармацевта, а его комната напоминает филиал минздрава. школа на протяжении всего взросления остается чертовски изощренной пыткой и ярмаркой неизменного разочарования: куньхану не удается завести друзей, выбиться в отличники или влюбиться, — его жизнь целиком и полностью состоит из попыток не откинуться, когда у тебя внезапно начинает с ума сходить печень, и ни о какой социализации речи и не идет. смысла продолжать обучение дальше, конечно же, нет. куньхан теряет надежду вернуться когда-нибудь к человеческому существованию и смиряется с тем, что на срок, отведенный ему свыше, вполне должно хватить и отцовских финансов. последний, в свою очередь, максимально оградился от своего единственного наследника и, кажется, вовсе поставил на нем крест. не жилец. куньхану не становится лучше, поэтому приходится довольствоваться отсутствием ухудшений.
единственный, кто не теряет надежды — куньханова мать, что будто бы загорается идеей если не воскресить любимую дочь, то хотя бы удержать на этом свете сына. по ее инициативе куньхан будто бы в гастрольный тур пускается, успевая объехать наиболее знаменитые оздоровительные центры северной части китая; когда те подходят к концу и не дают видимого результата, куньхан узнает, что следующая его остановка — тэгу.

еще три и ты на воле, на четвертом нас поймут;

[indent]смерть ближе, чем кажется. куньхан ощущает ее затхлое дыхание, костлявые пальцы, ведущие вдоль слегка искривленного позвоночника, и буквально наяву видит перекошенную улыбку, адресованную лично ему. она обещает скорую встречу и растворяется в темноте, оставляя после себя запах гнили и страх, засевший под ребрами. своя собственная смерть в определенный момент времени начинает пугать его куда меньше, чем очередная чужая. соседство с престарелыми людьми никак не способствует позитивному мышлению, придерживаться которого советует терапевт. куньхан провожает взглядом несущуюся в соседскую палату медсестру, понимая, что, вероятно, милая корейская дама из двести восьмой палаты отошла в мир иной. она была славная, но старая; ее смерть вполне ожидаема и закономерна, куньхан даже не удивлен, но безбожно задет тем, насколько много между ними общего, — нельзя быть уверенным, что завтра подобным образом не освободится и его палата.

[indent]страхи куньхана обретают новые формы: его уже не приводят в ужас ночные кошмары или же паника, сдавливающая грудь и порождающая кашель, что будто бы зверь, пытающийся расцарапать грудь в надежде добраться до сердца. отныне он остерегается лишь неизвестности, нависшей пасмурным облаком не только над его головой, но и над безрадостными территориями оздоровительного центра, что стал вынужденным куньхановым пристанищем на ближайшие несколько месяцев. или последние несколько месяцев с кривой и натянутой улыбкой шутит куньхан, — юмор закономерно становится черным, когда жизнь мало-помалу теряет прочие краски. куньхан ждет своей очереди, но вместо него умирают другие. следы смерти делят его жизнь на неравные отрезки, отмечая начало и конец каждой новой эпохи.

[indent]он пытается здесь прижиться, найти кого-то хоть приблизительно своего возраста, но каждая попытка в социализацию как одна сплошная попытка наебать самого себя. он настолько не переносит _полуживых_ людей, что пытается строить свою жизнь в полнейшей от них изоляции. они вынужденные соседи, но куньхан старается их не замечать, чтобы лишний раз не проводить неутешительные параллели. его спасение — интернет, открывающий дверь в жизнь более яркую и насыщенную. куньхан проводит время в социальных сетях и сомнительных приложениях, придумывая себе десяток разношерстных личностей. он не ищет любовь как источник утешения и не хочет расстраивать никого собственным настоящим.
однажды куньхану просто становится до безумия скучно, и он, надеясь на веселый опыт и странные знакомства, открывает для себя тиндер. в строке «о себе» простое и лаконичное:
минусы: я скоро умру
плюсы: тебе не нужно волноваться о долгосрочных обязательствах

связь: лс.

0

25

ЧОН ДЖИНСОЛЬ loona
http://sd.uploads.ru/0ljhb.png http://s3.uploads.ru/QOFgt.gif http://s7.uploads.ru/k1DoM.png

пусан, двадцать пять лет, пытается в светскую львицу, гетеро

«мальбэк х сюзанна - новое искусство»

[indent]в комнате джинсоль пахнет кокосовым парфюмом и коричными ароматическими палочками – она любит окружать себя сладкими, пряными запахами и представлять, что находится сейчас где-то очень далеко от родного дома – возможно, на песочном индийском побережье, а, может, в какой-нибудь шанхайской чайной. джинсоль любит представлять себя вдали от дома, потому что здесь – в четырёх стенах – она скованна ненужными воспоминаниями и нависшими тяжёлым грузом на плечах обязательствами.
[indent]в пять лет джинсоль забывает, что означает слово «соседи»: ей кажется, что вся площадка их этажа – это один большой дом, их с мамой, в закоулках которого она иногда встречает высокого мальчишку с книжками, а ещё чаще – человека, которого мама просит называть сначала по имени, а после, когда их маленькая квартира оказывается продана (об этом она узнает спустя год) новым жильцам, говорит, что он – её новый папа. джинсоль верит и беспрекословно соглашается. ей кажется, что этот доселе незнакомый мужчина и впрямь её папа, настоящего она, на самом деле, и не помнит.
[indent]в пять лет джинсоль охотно впускает в свою жизнь каждого, на кого укажет мама, - она ещё слишком мала, чтобы делать выбор самостоятельно, а рослый мальчишка с книгами похож на принца из тех самых сказок на ночь.
у джинсоль детство и впрямь беззаботное – мама покупает нарядные платья и всё ещё читает сказки про принцесс на ночь, про тебя, джинсоль, - говорит; папа забирает на машине со школы и по выходным предлагает сходить в парк аттракционов или за мороженым. джинсоль чувствует себя любимым ребёнком, ей это нравится, и снисходительный взгляд мальчишки-принца тоже нравится. он старше на пять лет – иногда эта разница в возрасте кажется самой настоящей пропастью, особенно со временем, когда у джинсоль переходный возраст, а у её принца выпускные экзамены и спрятанный в потайном кармане билет на самолёт куда-то далеко.
[indent]джинсоль не замечала всего этого – напряжённых отношений брата с родителями, чужих попыток сбежать и того факта, что мир вокруг неё одной всё же не крутится; не замечала до того момента, пока её принц не улетел из сказки в другую страну.
[indent]в пятнадцать джинсоль хочется вести себя по-взрослому: брат улетает в америку, выбросив в мусорное ведро то, что люди называют родительскими ожиданиями и надеждами, и маме и папе оставалось только завести новые и возложить их на плечи джинсоль, совершенно к такому не готовой. сказка заканчивается в пятнадцать лет, когда никаких больше нарядных платьев и скрипа каруселей – только осточертевшее «должна» и «надо» сплошь и рядом. в пятнадцать лет джинсоль думает, что ненавидит некогда любимого брата, а ещё о том, что, кажется, никто и никогда не понимал её так, как он.
[indent]в её комнате каждый день пахнет новыми ароматическими палочками – сегодня, например, сандаловыми – джинсоль заполняет пустоту вокруг (внутри) себя искусственными ароматами, лишь бы не думать о том, кем её просят быть, кем хочет стать она сама и как долго ещё будет пропадать её принц. джинсоль ему, на самом деле, завидует: ей бы тоже бросить всё и уехать в другую страну или хотя бы город, но на носу выпускные экзамены, и мама говорит тебе бы в медицинский.
джинсоль заправляет за ухо прядь волнистых выбеленных волос – в девятнадцать на неё через зеркало смотрит настоящая принцесса вместо пятнадцатилетнего гадкого утёнка, и это первый раз, когда она доказывает себе, что может хоть что-то в своей жизни изменить.
[indent]джинсоль не плюет на надежды родителей так же кардинально, как и её брат: она не сбегает за тридевять земель, но заметно отдаляется. принцессы растут в тепличных условиях, совершенно неподготовленными к жизни, и джинсоль ненавидит это: ей почти двадцать лет (исполнится через пару недель), а она совершенно потеряна – со школьным аттестатом на руках не знает, куда ей идти дальше; хватается крепко за рукава толстовки брата (тому двадцать пять уже, и он месяца два как вернулся из америки) и просит не уезжать снова, не бросать её наедине с грузом обязательств и ярлыков, но чужая комната снова пустует, как и пять лет назад.
[indent]не волнуйся, всё будет хорошо, – говорит матери, хотя больше пытается убедить себя. джинсоль рассказывает, что поступила в сеуле и будет жить у брата, и из всего этого верно, разве что, только последнее – документы она даже не подавала. джинсоль читала, что gap year – это модно, как минимум, заграницей; её gap year начинается в сеуле, на пороге квартиры брата, и не то чтобы это было похоже на «поиск себя», но почему-то именно рядом с ним она чувствует себя дома.
[indent]джинсоль зажигает сандаловую палочку и заваривает в турке кофе – уже несколько лет, как она съехала от брата, вытянув, как тогда думала, счастливый билет. предложение руки и сердца от человека, что обещает носить на руках, и не верить ему попросту незачем: они знакомы несколько лет, и тэхён ни разу не нарушал данные ей обещания. она принимает и руку, и сердце, хотя взаправду ведётся на перспективы и возможность продолжить игру в принцессу: джинсоль не создана вставать по будильнику и пылиться в офисе, её удел - сверкать в солнечных лучах и делать чужую жизнь краше. джинсоль прекрасно играет в любовь, становясь для тэхёна верной спутницей. счастье, к сожалению, вещь чертовски хрупкая - маленькая трещина в виде карьерного спада ставит под угрозу всю ту жизнь, к которой джинсоль привыкла и за которую готова была цепляться из последних сил. вместо поцелуев по утрам - предъявы и недовольство. джинсоль нервно крутит в руках заблокированную кредитку и бросает косые взгляды на мужчину за соседним столиком, что угостил ей кофе: мужчины, готовые дарить роскошную жизнь взамен простых радостей, никуда не делись, но совесть заставляет мысли виться вокруг тэхёна и их некогда безупречного счастья.
[indent]ноздри щекочет аромат чужого дорогого одеколона: джинсоль поднимает глаза и в чужом взгляде видит обещание золотых гор и излюбленного ею королевского титула. благодарный кивок и обещание перезвонить - джинсоль понятия не имеет, что ей делать со своей жизнью, но даёт тэхёну последнюю возможность спасти их брак и выполнить данное несколько лет назад обещание.

0

26


nct
http://sg.uploads.ru/tQxmF.gif
seo youngho
главный редактор — 29 — бисексуален — пусан

слишком похож на отца.

с детства — словно приговор. быть чьим-то отражением и без того непросто, но ёнхо одновременно с тем являлся и перманентным напоминанием о чужом предательстве: любовь, несмотря на обещания, данные перед алтарем, не живет вечно, и люди имеют свойство уходить, когда чувство выгорает, оставляя после себя лишь пепел в виде взаимного раздражения.

ёнхо не знает, каким ему быть, чтобы заслужить любовь матери, и клеймо похожести будто навечно прикипело к коже. 
он даже не знает, что в этом сходстве дурного. ёнхо помнит отца лишь смутно, но тот запомнился ему человеком приятным и честным, возможно, даже чересчур, — не зря ведь тот, наверное, решил избавить свой пропащий брак хотя бы ото лжи. однако уязвленное самомнение порой ощущается хуже предательства.

с возрастом сходство лишь усиливается, одаривая не только отцовскими чертами лица, но и особенностями характера. ёнхо отчаянно пытается не совершать чужих ошибок, но в конфронтации с матерью влезает ежедневно. им, кажется, даже повод не нужен, чтобы раздражение колючим комом подступало к горлу, призывая первым выстрелить колким словом. ёнхо цепляется к чужой консервативности, отвратительной и откровенной тяге к лести, дурному вкусу на мужчин, появляющихся в их доме с завидным постоянством, — ему плевать, что ставить в упрек, лишь бы на душе стало чуть легче. они, кажется, физически не способны сосуществовать вместе, ведь ёнхо действительно слишком похож на отца.

по сути, один действительно был воплощением другого, и каждый являл собой образец высеченного из камня идеала, наделенного лучшими и худшими человеческими качествами в идеальной пропорции, выверенной временем и миллиардами уже рожденных душ. ёнхо жил вне времени, поскольку буквально в каждой эпохе, в каждом литературном произведении жило его отражение, искаженное лишь в мелочах, но передающее общую суть. любимец всех и каждого, прозябающий в глухом одиночестве собственной целостности и завершенности. ёнхо не нужна вторая половина, недостающая часть или отсутствующее звено в цепи его функционирования, — ему нужен точно такой же абсолют, собранный не по его образу и подобию, а рожденный уникальным и в единственном экземпляре. ёнхо дорожит чужими недостатками и видит их истинными сокровищами, погребенными в скромном человеческом нутре.
непохожий сам на себя, он имел в запасе несколько версий со ёнхо, демонстрируя их миру в подходящий момент. приветливый и статный. дружелюбный и открытый. ёнхо создает иллюзию того, что каждому дозволено приблизиться к нему практически вплотную и разглядеть первостепенную его сущность, повелевавшую другими легкими и плавными движениями, — они подходят и, заглянув в распахнутую душу, сдержанным огнем полыхающую в карих глазах, привыкших к солнцу и улыбкам, удовлетворенно уходят, забыв попрощаться. ёнхо кивает им вслед и облегченно вздыхает, понимая, что каждый его секрет по-прежнему принадлежит исключительно ему, — люди довольствуются не щедро предложенной им на оценку душой, а мягким отражением собственных ожиданий в чужих чуть запотевших от волнения очках.
ёнхо выдержанный донельзя. желание или идея равно цель, что непременно должна быть достигнута, — от первого к последнему ведет прямая, и лишь откровенный форс-мажор способен выбить из колеи. с первого взгляда — недоверие и настороженность. ёнхо признается, что самому себе бы ни за что не доверился: его до невозможного пугают излишне настойчивые и открытые люди, излучающие концентрированное приторное дружелюбие, от которого в аж в горле першит. однако привычка — вторая натура, и годы общения с людьми показывают, что улыбка гораздо чаще открывает нужные двери, чем напускная серьезность. он щедр на комплименты и слишком красиво говорит: ёнхо с детства восхищался матерью, что грамотно лавировала меж недолюбливающих друг друга подруг, умудряясь сохранять нейтралитет и избегая ультиматумов с обеих сторон, — замечая в сыне лишь то, что он унаследовал от отца, она упустила весомую часть себя, ожидаемо в нем отразившуюся. за годы, проведенные в одном доме, пусть и по разным его углам, ёнхо впитывает природную дипломатичность матери и заражается абсолютной непереносимостью людей, позволяющих себе ущемлять твою гордость.

оба вздыхают свободно, когда ёнхо попадает в университет. общение постепенно сходит на нет, позволяя ограничиться лишь редкими звонками, — несмотря на неприязнь, заменившую обыкновенную любовь, ёнхо по-прежнему являлся для матери ключом к беззаботной старости и очередным поводом блеснуть перед подругами. его успехи никогда не отзывались в сердце женщины родительской гордостью, но вполне удовлетворяли ожиданиям. она не хвалит ёнхо, когда узнает, что тот добился поста главного редактора университетской газеты, но не без интереса в голосе отмечает, что это сыграет ему на руку в будущем. и не врет. кропотливая учеба вкупе с долей покровительства дают свои плоды, — ёнхо не уверен, что следует правильному жизненному пути, когда оказывается на пороге издательство с отчасти навязанным намерением занять пост штатного редактора, однако уже спустя несколько месяцев взахлеб и с искренней любовью говорит о своей работе, готовый, кажется, посвятить ей всего себя без остатка.

найти то, что любишь, и дать этому себя убить.
вряд ли ёнхо добьют книги, которые ему приходится ежедневно поглощать горстями в поиске той единственной, что способна завоевать читательскую любовь, — его угробят скорее бесконечные мероприятия, где шампанское средней паршивости льется рекой, а каждый второй редактор так и норовит протолкнуть в мир пригретого под крылом писаку, чьи тексты во многом проигрывают даже местному алкоголю. у всего есть своя цена, и взамен поста главного редактора ёнхо вынужден отдать бесчисленные часы, проведенные в обществе, которое скорее утомляет, нежели развлекает.

ему до смешного плевать на внешний лоск, ведь на деле важна лишь суть, — ёнхо добровольно обрекает себя на вечные поиски автора, чье имя ему захочется запечатлеть в истории больше, чем свое.

0

27

Код:
<!--HTML--><center>

<div class="fonan">
<div class="inicialA">Inej Ghafa</div>
<div class="inicialR">инеж гафа</div>
<div class="vneha">bella hadid</div>
<div class="ava"><img src="https://i.imgur.com/vbguc8e.gif"> </div>
<div class="avak"></div>
<div class="deyat">мастер маникюра</div>
<div class="orient">гетеро</div>
<div class="dataA">19.06.1996, 22 y.o.</div>
<div class="mestoA">Город, Страна</div>
<div class="svazA">skype: nonate03</div>
<div class="textA">

Нужно быть благодарной, чувствовать благоговейный трепет перед отцом, давшим ей, кажется, все. Инеж слишком хорошо воспитана, чтобы наплевать на четко установленную в семье иерархию и вслух высказать то, что гложет изнутри, – золотая ложка во рту обошлась слишком дорого, ведь взамен пришлось безвозвратно отдать часть юности благоухающей. Крупные вложения порождают большие ожидания, и Инеж вынуждена соответствовать: неплохо учиться, воплощать в жизнь чужие детские мечты. Она неглупая, но родители закономерно делают ставку на внешность, потому что девочки должны быть красивыми. Инеж тратит годы на осознание того, что она никому ничего не должна, но конечный результат того стоит. Безропотное послушание вымывается из крови медленно, но верно, уступая место хаотичному коктейлю из упрямства и незыблемой уверенности в своей правоте. <br>
<br>
Прорезавшийся характер лишь ненадолго становится камнем преткновения. Инеж удивительно хорошо противится юношескому максимализму и сохраняет веру в авторитеты. Она учится лишь отстаивать свое мнение, а не насмехаться над чужим. <br>
<br>
Шестнадцать ударяют под дых жаждой впечатлений. В груди тянет от желания прикоснуться к тому, что с детства под строгим запретом: у Инеж в крови любопытство и бесстрашие намешаны в пропорциях один к одному, и ветер ласково в спину подталкивает, позволяет сделать шаг ближе к глупостям и безрассудству, присущих возрасту. Мысли в голове взрываются праздничными фейерверками,  неожиданно и с грохотом, когда свобода впервые щекотит ноздри, позволяя с головой окунуться в неизведанный омут. Виноватый взгляд, зацепка на темных колготках и мама, пожалуйста, не ругайся, все хорошо. Инеж на пороге появляется чуть пьяной и по-настоящему счастливой, за спиной – ворох впечатлений, греющих душу и сжигающих сердце дотла, и ни капли сожалений. Упала, встала, пошла. Инеж зубы сводит от злости, когда ее в шутку хрупкой называют, хрустальной. Под тонкой, беззащитной кожей сокрыты стальной хребет и алмазная душа – ни ранишь, ни заденешь даже при всем желании. <br>
Опыта горького столько, что язык немеет от избытка вкуса; соленые слезы иногда в качестве разнообразия. <br>
<br>
Двух лет оказывается достаточно, чтобы даже веселье приелось. <br>
Инеж резко просыпается, чувствуя, как тело сводит от иррационального, неоправданного страха; она чувствует, что теряет время. <br>
<br>
Это лишь с натяжкой можно охарактеризовать как плыть по течению. Инеж не чувствует движения, перемен; она дрейфует в крошечном водоеме и силится убедить себя в том, что мерзкое, назойливое чувство, липко осевшее в легких, не имеет ничего общего с тоской или скукой. <br>
<br>
Она ловит себя на мысли, что все вокруг горят мечтами. Пусть даже глупыми, неосуществимыми – плевать, потому что огонь в глазах абсолютно каждого преображает до неузнаваемости. Инеж тонет в неловком молчании, когда речь заходит о ее стремлениях. Череда слишком ярких дней не позволяла сесть и задуматься; школа тянулась год за годом и казалась бесконечной, позволяя отложить волнения на потом. Как оказалось, этому потом свойственно наступать очень неожиданно. Сваливаться на голову даже не снегом, а ледяным дождем, – страх перед будущим заставляет одежду неприятно липнуть к телу, а неопределенность пугает до мелких мурашек вдоль позвоночника. <br>
<br>
Инеж думает, что если прежде она плыла по течению, то теперь ее определенно вынесло к скалам. <br>
И если пытаться взять жизнь в свои руки, то когда, если не сейчас? <br>
<br>
Быть родительским разочарованием весьма обидно. Говорят, что падать больнее, когда высоко летаешь, – Инеж судить не может, ведь это не ее мечты и планы вдребезги разбиваются о сомнительную влюбленность дочери. Инеж отказывается от колледжа и упрямо твердит, что она не готова ехать за тридевять земель, ей хорошо и дома. Говорит, что в любом случае найдет работу и не пропадет, а в ответ лишь получает ультиматум: либо делаешь по-нашему, либо выметаешься восвояси. Инеж долго не думает (с возрастом она поймет, что в принципе мыслям предпочитает действия, а на последствия по большей степени – плевать) и добровольно уходит, прихватив все, что влезло в небольшой чемодан. <br>
<br>
Собственная глупость становится очевидна не сразу: Инеж ослепляет влюбленность, и лишь несколько месяцев жизни в шалаше опускают с небес на землю. Скандалы, крики, ссоры – в небольшой однушке на окраине города не бывает тихих вечеров; Инеж не может свыкнуться с резко переменившимся уровнем жизни, и уже даже никакая любовь не спасает. Прекрасный принц в действительности оказывается полнейшим идиотом, которому в любую секунду грозит решетка за какие-то махинации, о которых Инеж даже знать не хочет, а иллюзорное счастье рассыпается в пух и прах. <br>
<br>
Театрально хлопать дверью входит в привычку. <br>
<br>
Инеж сваливает от него в одно прекрасное утро, прихватив с собой всю наличку и кофеварку, и, кажется, падает еще ниже. Сданные в ломбард украшения будто бы окончательный разрыв с прошлым; Инеж расстается с отцовскими подарками, делая выбор в пользу практичности, ведь крыша над головой куда важнее побрякушек на шее. <br>
<br>
От новых соседок Инеж сначала воротит нос: чересчур вульгарные, громкие и наглые. Ей физически тяжело находится с ними в одном помещении, потому что ее обычное окружение отличается скорее сдержанностью, нежели чрезмерной эмоциональностью. Но мама говорила давать людям шанс (главное, не давать больше шанс долбоебам добавляет Инеж мысленно), – простота оказывается синонимом искренности, а не глупости. Инеж смиряется с прозвищем «цаца», с шутками про званые ужины, променянные на перекусы в местных забегаловках, и даже неплохо чувствует себя на новой работе, с которой выручила одна из соседок. <br>
<br>
Ноготочки делать – это, конечно, не операции на сердце проводить, но Инеж впервые чувствует себя настолько в своей тарелке. 


</div>

</div>
</center>

0

28

http://s7.uploads.ru/A9Kmu.png
прототип: original;

amélie lacroix [амели лакруа]
— overwatch —


тридцать три года; в прошлом — балерина, на данный момент числится в «когте»; снайпер; поцелуй вдовы, говорят, смертелен.


чтобы стать вдовой, достаточно лишь удачно выйти замуж.

к сожалению, амели приходится приложить чуть больше усилий.

она не привыкла видеть чужую кровь: стертые ноги в пуантах, запятнанные бинты и банально разодранные в детстве коленки, — амели чувствовала лишь собственную боль, но никогда не причиняла ее другим. разбитые сердца? возможно. но то — скорее юношеская неосторожность вкупе с отсутствием женской мудрости, нежели намеренное желание изранить чье-либо сердце. амели наивно полагала, что не способна на жестокость, — безбожная нежность и ласковость с детства были ее молчаливыми спутниками, но жизнь, как оказалось, имеет склонность лишать тебя старых друзей.

амели с ног до головы — сплошные издержки профессии; стремление нравиться, возведенное в абсолют. амели живет исключительно ради оваций, что оглушают и разгоняют в жилах кровь, и восхищенных взглядов, направленных на нее из толпы.

балеринам присуща воздушность и грация. амели не идет, а плывет, строго соблюдая осанку, и будто бы кожей ощущает недовольный взгляд ныне уже покойной преподавательницы. перманентное стремление к идеалу, неутихающая борьба за мнимую возможность возобладать пальмой первенства — профессиональная болезнь, порой имеющая фатальный исход. например, погибель нравственности и морали. амели нутром чует тьму, что зреет меж ребер, когда видит очередную соперницу, претендующую на главную роль. битое стекло в чужих пуантах способно решить все проблемы, но амели хватается за призраков прошлого, — того прошлого, где балерины в детском сознании приравниваются к нимфам, а не к сосредоточению грехов, завернутых в белоснежную тюль балетной пачки.

отец всегда твердил, что балерины по сути своей — существа жестокие, подлые, оттого и стремился взрастить амели со стальным хребтом вдоль ровной спины. прогадал, к сожалению. вместо стали — золото гнущееся, и амели невольно уступает своим слабостям, отходя от намеченного в юности курса.

ей удаётся любовь не сыграть, а прочувствовать.

решение променять влюбленные взгляды целой толпы на один-единственный кажется абсурдом, но порой качество превосходит количество. амели не верит в долго и счастливо, но сдается под натиском красивых, искренних слов и влюбленного взгляда, говорящего куда больше, чем самые замысловатые признания; позволяет себе поверить в существование сказочных союзов не на страницах книг, а наяву.

в сказке, говорят, иногда чем дальше, тем страшнее.

с этим утверждением сложно согласиться или же оспорить его. судить о чувствах в принципе непросто, когда последняя эмоция (животный страх плюс паника, вау, потрясающий коктейль) простреливала твое сознание не день и не два назад.

амели плачет и умоляет ее отпустить, еще не осознавая, что оплакивает себя.

когда-то ей нравилось слышать шепот жерара, обжигающий кожу в перерывах между поцелуями.
оказалось, куда слаще звучит его хрип вкупе со сдавленным стоном, когда в грудине чуть поворачивается всаженный в нее нож.

убийство агента «overwatch» руками его собственной жены — прекрасное манипулирование пешками; амели никогда не устраивали задние ряды, она стремится выбиться в дамки.

впрочем, ее никто и не спрашивает, а лишь молча вершит чужую судьбу. спящее сознание не позволяет противиться или сожалеть: в амели будто бы атрофируется возможность сопереживать в пользу умения грамотно оценивать ситуацию. мертвое тело жерара, лежащее в багряной луже — не трагедия, а знак, что пути обратно попросту нет. амели равнодушно переступает через бывшего мужа, случайно марая босую ступню его кровью.

не самое чистое исполнение. амели думает, что может гораздо лучше.

стремление к совершенству начинается вновь.

пример игры

откровенную симпатию сдерживать всегда трудно было. к счастью, от ромы не требовали безукоризненного соблюдения этикета, не заставляли улыбаться вопреки внутренней неприязни, – лишь бы стреляться из-за гордости ущемленной никому не предлагал да в отцовских кирзовых сапогах в гостинную при матушкиных подругах не заваливался. честность и искренность всегда на языке. рома не пишет любовных писем, а прямо говорит; не злословит за спиной, а в лицо бесстыдно плюет.

ему и сейчас улыбку сдержать не удается, – ребенок перед ним очаровательный настолько, что в груди стягивает от зависти. малой искрится юностью и беззаботностью, которую сам рома давным-давно похоронил под ворохом сомнительных развлечений и навешанный отцом обязанностей. лет десять? одиннадцать? возраст только наугад. рома помнит лишь то, что супруга юрия алексеевича, кажется, степушкой мальчишку величала, ласково за плечи придерживая. видно, что малой обожаем многими, – роме не стыдно признаться, что и сам под чары детские с первых секунд попал. какая-то тупая сентиментальность в грудине широкой огнем горит; что псы, что дети – рома одинаково тает перед обеими своими слабостями.

тщетно силится улыбку с лица убрать, когда взгляд снизу ловит. малой деловым выглядит, будто бы стремится ничем не уступать сегодняшним гостям в важности и взрослости. говорит так забавно, что рома усмехается в ладони, пытаясь раскурить папиросу:
– вы не матушкин гость, а отцовский, – человека служивого за версту чует? роме грустно становится отчасти: он так старался за своего сойти, а разоблачил его ребятенок десятилетний. локимин едва рот раскрывает, чтобы спросить, чем он себя так выдает безбожно, но малой перебивает, продолжая речь, – а курить у нас обычно собираются в беседке с той стороны.

рома послушно оборачивается вслед за мальчишкиной рукой, будто бы пес выдрессированный. стоило, наверное, рядом с юрием алексеевичем держаться поблизости, чтобы в такую нелепую ситуацию не попасть. вроде бы глупость и мелочь, да все равно неприятно. рома уважает правила чужого дома и тянется папиросу затушить, но его вновь одергивают предложением тут остаться.

прелесть. затягивается спокойно, расслаблено – разрешение фактически от хозяина дома получено, не придерешься. рома ясно представляет дальнейшую судьбу детей юрия алексеевича: старшему суждено по отцовским стопам пойти, жизнь родине да императорской семье завещать, девочке – замуж удачно и при возможности выгодно, и одному лишь младшему свобода дарована, живи как хочешь. рома малому завидует по-хорошему, тоже мечтает о возможности выбора и десятке ярких лет впереди. армейский мундир, конечно, как влитой сидит и грузом исполинским на плечи не давит – локимину максимально комфортно, но легкий налет досады на душе не исчезает; юрий алексеевич говорит, что ощущение это со временем пропадает, под порохом и пылью теряется совсем.

может, это его и выделяет на общем фоне, – рома вспоминает, как мальчик легко весь его спектакль дешевый раскусил, и подозрение вслух озвучивает. степа соглашается с ним, говорит, что это очевидно с первых секунд становиться. среди гостей его матери – сплошь знать да интеллигенция (рома хмыкает, да уж, куда ему), зато отец нередко разбавляет этот океан голубых кровей своими служивыми, грубоватыми, но настоящими. рома кивает понимающе, замечания ведь здравые, все в действительности так. он глубоко затягивается, чтобы в следующее мгновение едким дымом поперхнуться в ответ на слова мальчика:
– ну и вы же меня послушались. вы отцовский пес.

рома теряется на несколько бесконечно долгих секунд. небрежно брошенная фраза почему-то прочно в сознании отпечатывается, будто клеймо. горит, жжется, вдохнуть спокойно мешает. меньше всего хочется признавать очевидную правоту маленького мальчика, – рома в первой любви купался, когда этот шкет только говорить учился. и что в итоге? локимин шаг назад делает, на парапет присаживаясь, и смотрит малому в глаза, растягивая губы в улыбке.

не рот, а пасть зубастая. рома понимает, что по одной команде юрия александровича целая стая собачья в бой ринуться готова, – врага в кровь и мясо, безжалостно и самоотверженно. свое место он исключительно во главе этой дикой своры видит, потому что мышцы от напряжения и предвкушения изнывать начинают, стоит только запах крови чужой учуять. рома желанием сражаться насквозь пропитан, и эти животные замашки никаким лоском не перекроешь.

– не я один. надейся, что в его руках достаточно силы, чтобы всю эту псарню под контролем держать. загрызть ведь могут.

едва заметно плечами пожимает и, через парапет перегибаясь, тушит сигарету о внешнюю сторону дерева, чтобы красоту террасы не попортить. воспитанность. интеллигентность. ромы надолго не хватает, ему здесь душно, тяжело. впереди еще несколько часов пустых, но вежливых разговоров – вопрос чисто для проформы и минимум заинтересованности. его тянет с мальчишкой остаться, умный ведь такой, занятный, но гости ведь по-прежнему прибывают, а юрий алексеевич отпустил его на десять минут максимум. рому передергивает в тот момент, когда он на часы смотрит, проверяя время, – этот пес не только фас знает, но еще и к ноге.

0

29

NOAH CZERNY
▪ ▪ ▪ ▪ ▪

ПОЛНОЕ ИМЯ «
ноа черни
ДАТА РОЖДЕНИЯ «
28.02.1997; 21 год
МЕСТО РОЖДЕНИЯ «
дьюсбери, йоркшир, великобритания


http://s8.uploads.ru/SgzE0.png http://s5.uploads.ru/krU0j.png
souloud // vladimir krasovitsky

» ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
безработный
» СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
юнец
» ОРИЕНТАЦИЯ
бисексуален


LITTLE DO YOU KNOW
▪ ▪ ▪ ▪ ▪

— mnogoznaal — z-pam.

еще шаг и ты вверху, еще два и ты в аду;

[indent]смерть младшей сестры становится отправной точкой. вместе с ней ноа хоронит и собственное беззаботной детство: его лишают родного дома и возможности прятать тонкие пальцы в вечно лохматых волосах цвета воронового крыла, а отец почти равнодушно говорит, что мать ноа без единственной дочери — пустое место. ноа видит, как его мать угасает на глазах, и искренне недоумевает, почему отец реагирует на происходящее с отстраненным равнодушием. в них во всех что-то ломается одновременно со скрипом колес и детским вскриком, лезвием резанувшим по ушам, —мать будто бы одновременно с любимой дочерью погибает, отец — лишается цветущей и прекрасной жены, а сам мальчик в одночасье теряет всех людей, которым было бы на него не плевать. суть брошенной отцом фразы ноа осознает лишь спустя время, но желание разбить тому лицо никуда не исчезает.
отношения между ноа и отцом гораздо глубже, чем просто любовь или ненависть — с самого начала здесь было место исключительно для беспощадных и продолжительных сражений. улыбка ноа создана для того, чтобы разжигать кровопролитные войны, и он с вызовом обращает ее не к целому миру, а к отдельному его представителю, бросая немой вызов, что вовеки не будет принят. отец снисходительно называет его глупым и наивным, советует научиться в будущем выбирать себе соперников по силам; ноа по отцовской линии передается изворотливость и минимальный запас моральным качеств, оттого он и не понимает, зачем отталкиваться от равных сил и возможностей, если не собираешься сражаться по-честному. ноа подпитывается нарушенными запретами и функционирует исключительно на адреналине и бережно взращиваемой на протяжении долгих лет ненависти к большинству людей, что его окружают.
от матери, помимо формы носа и губ, ноа наследует удивительную дипломатичность, что скрывает под собой пассивную агрессию и умение выжидать; бить не в лицо, а в спину, целясь аккурат меж лопаток. ноа рад бы в лицо претензии высказать, но будто бы внутренний барьер заставляет молчать. пальцы помнят фарфоровую гладкость чужой кожи, а в ушах звенит чересчур искренний смех, перекрывающий ядовитую от переизбытка гнева речь отца.

[indent]потом ноа хоронит себя. детская глупость, вылившаяся в затянувшееся проклятье. он не помнит, чем руководствовался, когда горстями запихивал в рот таблетки, случайно забытые матерью на слишком видном месте, но отчетливо помнит яркий свет в глаза и запястья, намертво привязанные к больничной койке. дети в столь юном возрасте не пытаются свести счеты с жизнью; последнее, что сделал бы ноа, так это сдался, — у него в груди пылает праведный огонь, рвущийся спалить (растопить) отцовские крепости, возведенные из нежелания обременять себя проблемами и наименее любимым (но теперь единственным) отпрыском. к несчастью, сложности наваливаются в одночасье и в невиданных доселе масштабах: ноа избегает смерти, но остается с безбожно искореженными органами, что требуют постоянного лечения и наблюдения.

[indent]если детство заканчивается со смертью сестры, то нить свободы обрывается непосредственно в этот момент.

[indent]дальше — больницы, медицинские центры, таблетки, чья задача сейчас уберечь организм от саморазрушения, а не подтолкнуть к нему. ноа получает долю материнской заботы, мотивированной элементарным нежеланием потерять последнего ребенка; женщина откладывает жалость к себе, заменяя ее жалостью к мальчику, и молчаливой фигурой с неизменно грустными глазами провожает его на каждую процедуру.
к восемнадцати годам ноа учится разбираться в таблетках не хуже фармацевта, а его комната напоминает филиал минздрава. школа на протяжении всего взросления остается чертовски изощренной пыткой и ярмаркой неизменного разочарования: ноа не удается завести друзей, выбиться в отличники или влюбиться, — его жизнь целиком и полностью состоит из попыток не откинуться, когда у тебя внезапно начинает с ума сходить печень, и ни о какой социализации речи и не идет. смысла продолжать обучение дальше, конечно же, нет. ноа теряет надежду вернуться когда-нибудь к человеческому существованию и смиряется с тем, что на срок, отведенный ему свыше, вполне должно хватить и отцовских финансов. последний, в свою очередь, максимально оградился от своего единственного наследника и, кажется, вовсе поставил на нем крест. не жилец. ноа не становится лучше, поэтому приходится довольствоваться отсутствием ухудшений.
единственный, кто не теряет надежды —мать ноп, что будто бы загорается идеей если не воскресить любимую дочь, то хотя бы удержать на этом свете сына. по ее инициативе ноа будто бы в гастрольный тур пускается, успевая объехать все ближайшие оздоровительные центры; когда те подходят к концу и не дают видимого результата, ноа узнает, что следующая его остановка — лидс, и это, наверное, даже хорошо, потому что меньше родителей равно лучше жизнь.

еще три и ты на воле, на четвертом нас поймут;

[indent]смерть ближе, чем кажется. ноа ощущает ее затхлое дыхание, костлявые пальцы, ведущие вдоль слегка искривленного позвоночника, и буквально наяву видит перекошенную улыбку, адресованную лично ему. она обещает скорую встречу и растворяется в темноте, оставляя после себя запах гнили и страх, засевший под ребрами. своя собственная смерть в определенный момент времени начинает пугать его куда меньше, чем очередная чужая. соседство с престарелыми людьми никак не способствует позитивному мышлению, придерживаться которого советует терапевт. ноа провожает взглядом несущуюся в соседскую палату медсестру, понимая, что, вероятно, милая дама из двести восьмой палаты отошла в мир иной. она была славная, но старая; ее смерть вполне ожидаема и закономерна, ноа даже не удивлен, но безбожно задет тем, насколько много между ними общего, — нельзя быть уверенным, что завтра подобным образом не освободится и его палата.

[indent]страхи ноа обретают новые формы: его уже не приводят в ужас ночные кошмары или же паника, сдавливающая грудь и порождающая кашель, что будто бы зверь, пытающийся расцарапать грудь в надежде добраться до сердца. отныне он остерегается лишь неизвестности, нависшей пасмурным облаком не только над его головой, но и над безрадостными территориями оздоровительного центра, что стал вынужденным ноаовым пристанищем на ближайшие несколько месяцев. или последние несколько месяцев с кривой и натянутой улыбкой шутит ноа, — юмор закономерно становится черным, когда жизнь мало-помалу теряет прочие краски. ноа ждет своей очереди, но вместо него умирают другие. следы смерти делят его жизнь на неравные отрезки, отмечая начало и конец каждой новой эпохи.

[indent]он пытается здесь прижиться, найти кого-то хоть приблизительно своего возраста, но каждая попытка в социализацию как одна сплошная попытка наебать самого себя. он настолько не переносит _полуживых_ людей, что пытается строить свою жизнь в полнейшей от них изоляции. они вынужденные соседи, но ноа старается их не замечать, чтобы лишний раз не проводить неутешительные параллели. его спасение — интернет, открывающий дверь в жизнь более яркую и насыщенную. ноа проводит время в социальных сетях и сомнительных приложениях, придумывая себе десяток разношерстных личностей. он не ищет любовь как источник утешения и не хочет расстраивать никого собственным настоящим.
однажды ноау просто становится до безумия скучно, и он, надеясь на веселый опыт и странные знакомства, открывает для себя тиндер. в строке «о себе» простое и лаконичное:
минусы: я скоро умру
плюсы: тебе не нужно волноваться о долгосрочных обязательствах


LAST BUT NOT LEAST
▪ ▪ ▪ ▪ ▪

пример поста

джонни восхищен. лукас на глазах из разговорчивого мальчика с переебанными чувствами и желанием высказаться первому встречному превращается в весомое оправдание любой хуйни, которую сегодня джонни выкинет. он посыла нахуй ждет или насмешки, но лукас каждому движению поддается, сам провоцирует, и разбавленная алкоголем кровь в мозг безбожно ударяет – так, что сердце долбит в унисон с басами ебаными, выбивая воздух из легких и последний стыд душонки пропащей. они оба несчастные и по достоинству не оцененные: джонни гладит лукасово бедро и со своей френдзоной почти свыкается – и здесь уютно до тех пор, пока туман в голове не рассеивается, а пальцы по твоей обнаженной груди ведут с очевидным удовлетворением.

такая пиздатая похоть,
а остальное – бесящее.

хочется на часы взглянуть. сколько они знакомы? джонни искренне сожалеет о каждой минуте, что существование лукаса игнорировал, ведь тот нереальный до безобразия и делает вещи, о которых принято наутро жалеть. джонни чужим порывам потакает только потому, что ему интересно. любопытство в прах крошит совесть и мораль, развязывает руки и образ тэна в голове блюрит достаточно, чтобы не болело. лукас хочет нажраться, и джонни не смеет ему в этом препятствовать; они оба, кажется, преследуют очевидные цели, но пытаются снять с себя ответственность. джонни вспоминает о ебанутой и удушающей лукасовой любви и радуется тому, что мудаком ему не быть – здесь ломать нечего, все уже в клочья давно и одно не перезвонил затеряется среди десятка других невзаимностей, проглоченных и пережеванных ранее. лукас сильный мальчик. а еще красивый и бухой – зеленый свет настолько ярко горит, что аж слепит.

джонни функционирует на импульсах и секундных желаниях, потому что головой думать попросту л е н и в о. он может себе это позволить: выжирать чужой алкоголь на халяву, будучи даже фактически не знакомым с хозяином вечеринки, лезть айрин руками под платье и языком – в рот, класть пальцы в соли на лукасовы губы, ожидая очередного добровольного подчинения в этой дурацкой игре. он думает, что побеждает с отрывом, когда чужой язык вылизывает пальцы бесстыдно, но на деле проебывает максимально: джонни впервые задумывает о том, что стоят его симпатии, если сейчас он готов сердце из собственной груди вырвать и под ноги лукасу бросить за одну лишь выходку, что голову сносит начисто. за одно вау, на губах застывшее – все чувства и желания.

лукас выпускает чужие пальцы изо рта и закидывается текилой поскорее – джонни спешит догнать, но шея чужая вылизана уже, и он снова пальцы в соль макает, теперь уже сам облизывая. джонни, блять, ненавидит этот ебаный алкоголь и все, что с ним связано, потому что от соли и лимона передергивает одинаково сильно, но сейчас любые средства хороши.

выжить сложно, сломана душа,
но эту ночь я пережил, эту ночь я порешал.

лукас снова еле на ногах стоит и руками своими в чужие плечи вцепляется. джонни готов раздеться прямо здесь и сейчас, чтобы ощущение чужих касаний приумножить, но вместо этого наклоняется ниже в надежде наконец зубами впиться в лукасову шею, вновь расстояние между ними сокращая, и встречается с очередной ебанутой идеей нажраться. лукас пьян и, вероятно, жаждет экспериментов, оттого и просит ему где-то молока добыть и егерь.

концепт: конфетно-букетный период, где вместо цветов джонни носит алкоголь, и пытается не влюбить, а, кажется, споить.

он вздыхает тяжело и подталкивает лукаса к стойке, чтобы эта оставленная без присмотра ценность не пропала к хуям. джонни снова над ухом, чтобы музыку перекричать, хрипит своим «я сейчас приду, здесь подожди», и теперь руки не на себя тянут, а пытаются на барный стул усадить – лукас хватается за чужую шею и тянется ближе, самозабвенно описывая всю прелесть этого сомнительного коктейля.
лукас не отпускает, говорит: «пошли кого-нибудь бля, останься».
джонни смеется ему в лицо, потому что хочешь чтобы было сделано хорошо – делай сам и вслух добавляет:
– потерпи, котик.

путь до холодильника и обратно занимает максимум минут пять, и джонни надеется, что лукас за это время успел только соскучиться, а не натворить лишней херни. он ожидает чего угодно, но только не повиновения своей последней воле – лукас копошится в телефоне и даже джонни замечает только тогда, когда тот агрессивно бутылку молока перед ним ставит, мол, ну, твори.

лукас расцветает весь, и джонни только устало к стойке приваливается, ожидая шоу. он подталкивает к дже стакан побольше, чтобы мешать в удачных пропорциях было удобнее, но жест доброй воли оказывается проигнорирован. вместо этого лукас ограничивается рюмкой с егерем и чрезмерно довольным выражением лица. у джонни и без того много вопросов, например, нахера было посылать его на поиски молока, но спустя секунду их становится еще больше – лукас неясно откуда салфетку достает, тщательно вытирая поверхность стойки, и джонни приходит к закономерной мысли:
о черт, возможно, он поехавший.

чужое перекошенное лицо не смущает лукаса. он вручает егерь джонни в руки и улыбается:
пей.

джонни послушный. он проглатывает очередную херню, которую в него пытается влить лукас, и тянется за молоком, ведь не зря же оно тут. лукас бутылку из чужих рук ловко забирает и бесцеремонно льет молоко прямо на стойку – туда, где недавно чистил да драил.

слизывай.

сначала джонни думает, что лукас отличается не только личиком смазливым, но в противовес этому еще и хреновым чувством юмора. в любом случае, шутка затягивается и пранк заходит слишком далеко, поэтому джонни лишь плечами пожимает слабо и склоняется над стойкой, залитой молоком.

языком по поверхности и снова в рот. джонни чувствует лишь слабый молочный привкус и мало задумывается о том, как выглядит со стороны. в его руках по-прежнему больше козырей: он улетает на рассвете, ему плевать, если это станет местной байкой – его волнует только лукасов взгляд и возможность вылизать чужие руки и шею, а не стол. джонни отвлекается от лакания молока, облизываясь почти довольно (все лучше, чем ебаная текила), и к дже тянется, потому что заебало все господи давай ближе к делу.

0

30

боб штормовой очень. буря грозовая, наблюдать издалека за которой — одно удовольствие. капли холодные, раскаты громовые, молнии блеск. тебя мало касается, но глаз радует.

мать чересчур часто вздыхает, когда видит, как боб снова куда-то уходит под вечер в компании джо и роуча; говорит, что ему стоило бы пересмотреть свой круг общения и поднять планку, но боб лишь усмехается и ласково (настойчиво) просит не лезть. мать боба строит воздушные замки и живет в мире эфемерных иллюзий, кажется, — она свято верит в возможность боба выбиться в люби (светлая голова в противовес неспокойному сердцу), да только сам боб считает, что судьба его была предрешена давным-давно.

он с детства сорняком рос, назло и вопреки. родители оба — слишком занятые и оттого равнодушные. боб не по годам смышленый, но даже эта ранняя взрослость не отменяет чисто детского желания урвать долю внимания.

боб не хватает с неба звезд и даже не пытается выбиться в первые ряды; учиться получается хорошо, даже более чем, но радости от этого никакой, — боб знает, что отцовской повалы ему не урвать, а мать максимум по голове погладит. у боба плохо получаются попытки в социализацию; дети, говорят, жестокие, но боб дает им свое определение. недалекие. детское рвение заводить знакомства отмирает рудиментом. стоит особняком, в тени держится. не потому что вы меня не принимаете, а потому что я сам к вам не подхожу.

роучу почему-то оказывается плевать. плевать на упорное молчание боба в ответ на попытки завести разговор, плевать на чужое стремление слиться со стеной. боб его не боится, просто искренне не понимает, с чего тот решил доебаться. друзей, в отличие от родственников, говорят, выбрать можно, но здесь боб чертовски проебывается, — с присутствием роуча в его жизни приходится просто смириться.

впрочем, других друзей — единицы, но за них и в огонь, и в воду. боб выбор делает в пользу качества, а не количества. разделение на своих и чужих четкое, уверенное; мир — черное и белое; либо мое, либо твое. его видение жизни отрицает полумеры и золотые середины. все или ничего. желаемое из чужой пасти силой вырвет, когтями по коже нежной пройдется безжалостно. у него азарт в крови плещется перманентно: на глупости толкает необдуманные, слова выбивает случайные. боб гордо шишки по жизни собирает, без сожалений кровь с губы разбитой слизывает и почти не матерится, когда перекись ссадины жжет, потому что заслужил. не так часто бит бывает, сколько сам себя калечит по дурости: не смотрит под ноги, не глядит по сторонам, переходя дорогу, лезет туда, куда не следовало бы.

детское любопытство, перерастающее в подростковую тягу к саморазрушению.

кусаться учится раньше времени. клыки режутся, крови требуют. боб тянется настойчиво к тем, от кого просят подальше держаться. его друзей называют плохой компанией, но боб видит лишь честность в светлых сердцах и раны едва затянувшиеся. они здесь одинаково побитые, озлобленные, чуда втайне ждущие. боб учится не осуждать, понимает, что на все есть свои причины. если что-то нельзя оправдать, то на это можно попросту забить. мораль проседает максимально под чужим влиянием, и бобу, признаться, насрать абсолютно. он в жизни чужие не лезет, в свою тоже не пускает. проблемы все внутри покоятся, потому что другим неинтересно, а самому — страшно.

разногласий с миром всегда было меньше, чем с самим собой. в нем смятение безвылазно живет, сомнения и сотни мелких переживаний в разные стороны тянут. боб не помнит, кем в детстве стать мечтал: космонавт, врач, просто человек хороший — все не то. его желания меняются стремительно, исчезают, не успев исполниться, стираются из памяти бесследно. он зацепиться пытается хотя бы за одно — безнадежно. джо говорит, что отсюда надо бежать, пока это место не поглотило боба с головой, пока не тот не увяз в трясине безбожно, — боб смеется в ответ, обнажая ряд зубов (клыков) и говорит, что они без него пропадут. стая своих не бросает. отец сокрушается, что боб попусту растрачивает свою жизнь, околачиваясь с этими идиотами, — боб с трудом представляет, что значит его жизнь без них.

единственная сестра пятном светлым в жизни видится, солнцем ярким, обжигающим. волкам, конечно, луна ближе, но это исключение. боб любит ее больше, чем себя самого. предан как пес настоящий: ходит вокруг, клыки скалит и рычит, разорвать любого готовый. мордой в ладони протянутые тычется ласково, просит никогда не оставлять. привязанность болезненная, выросшая с ними вместе, частью неотъемлемой ставшая. лишиться — все равно что от себя кусок оторвать. она старше, и боб читает это как умнее, мудрее, значимее. только ее слова вес имеют, пустым звуком не становятся. голос мягкий в душу вгрызается не хуже пасти волчьей. здесь хрупкая нежность против тихой ярости; ласка наперекор желанию хребет чей-нибудь переломать. их проклятье — возраст и амбиции; боб один остается, когда сестра вслед за мечтой срывается. она обещает звонить и пытается обнять на прощание, но в ответ лишь рычание тихое слышит и ловит взгляд сверкающий, — там пламени языки кусаются и жалятся, там горечь псины покинутой скрыта. юношеский максимализм вбивает в дурную голову слово “предательство” и уверяет, что никто не останется рядом навечно.

первый год порознь пропитан злобой. бобу даже четырнадцати нет, а в нем ненависти уже на весь мир хватит с головой. он огрызается в лицо каждому, кто подойти осмелится, живет наперекор советам и указам. он взращивает в себе все самое мерзкое, чтобы любовь к сестре увяла попросту в болоте этом, но та безбожно живучей оказывается. цветет и пахнет, душит, заставляет ночи бессонные проводить с телефоном в руках, — боб на ее фотографии смотрит, невольно чужой улыбке отвечает, губы кривя, не может простое привет из себя выдавить. он думает, что это мужество и гордость непоколебимая, на деле — глупость мальчишеская. роуч за обедом видит, как боб сверлит глазами экран смартфона, и хочет его нахуй послать за эту нерешительность.

бобу шестнадцать, и он впервые пробует на вкус раскаяние. горько, но терпимо. взрослее на два с лишним года, выше на полголовы. тяга возводить все в абсолюты не исчезает, но собственные поступки теперь с иного ракурса видятся. волк внутри в пса бродячего обращается, хвост стыдливо поджимает, но по-прежнему ни шага вперед сделать не может, — вину свою чувствует слишком остро, думает, что не имеет права назад возвращаться, обратно в объятия теплые проситься.

она появляется так же неожиданно, как и исчезает. боб в тот день домой возвращается перед рассветом самым, расслабленный и пьяный, с привкусом чужого языка во рту, — у него юности расцвет, ярость и любовь попеременно до краев самых заполняют, но взгляд лишь один на сестру возвращает на несколько лет назад, где снова детство и боль тупая, угнетающая. боб приветствие выплевывает буквально, в коридоре с ней столкнувшись, и в комнате своей до обеда запирается. мужества меньше, чем спеси дикой, и собирать его воедино долго приходится. боб держится на расстоянии нескольких метров, не верит своим глазам и боится, что судьба вновь его наебывает. они друг друга фактически не знают — боб вырос, она повзрослела. разные миры, характеры, взгляды. боб в ее глазах мальчишка до сих пор, родной и знакомый, безобидный по-прежнему, ведь бросаться привык на посторонних только; она в его глазах — чужая почти, будто не родная вовсе, но все такая же понимающая в действительности. в поведении боба читается немая просьба немного времени дать. им привыкнуть нужно заново, освоиться, и лишь потом границы бесстрашно пересекать.

0


Вы здесь » ханзо, ты петух » — анкеты; » кам;


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно